большие глаза. Слишком длинная шея.
Мать заставила Тимура сводить дочь к доктору, там какое-то светило принимало, профессор. Он начал задавать вопросы, на которые у Арсанова ответов не было.
— Кто у вас в семье такой высокий?
— Я, — ответил Тимур, — сто девяносто пять сантиметров.
— У вас кость широкая. А узкокостные в вашей семье есть?
Тимур ушел и больше по врачам не ходил. Откуда ему знать, кто был в их семье? Но встретив Полину, Тимур увидел в ней выросшую Соню. Пускай причиной послужила одинаковая прическа, во многом проглядывало удивительное сходство.
Все то короткое время, что они разговаривали, Тимур разглядывал девушку и откровенно ею любовался. Изящной шеей, длинными пальцами с красивыми ногтями. Женственными изгибами хрупкой фигуры.
И глядя на Соню, понимал, во что потом превратится вся эта угловатость. И в кого превратится сама Соня — в такую же умопомрачительную красавицу как Полина.
Снова от одного упоминания ее имени организм поднял тревогу, но эскорт Тимур отверг сразу. Послал сам себя и приказал даже не думать об этом.
Он справится, не мальчик. И не будет ждать понедельника, чтобы увидеть Полину. Они встретятся завтра, Арсанов пригласит ее на ужин под видом того, что хочет расспросить о Бодьке.
Вспомнил слишком серьезного и насупленного мальчика и невольно улыбнулся. Надо же, такая копия мамы получилась. Но на удивление, Богдан не походил на девочку. Черт ногу сломит с этими детьми, на кого они похожи, и как причудливо на них развлекается генетика.
Арсанов лег на спину, переплел руки на груди и закрыл глаза. Это отличная идея, увидеться завтра с мамой и сыном Князевыми. Хотя, если бы было можно, он бы увиделся с Полиной прямо сейчас. И желательно, чтобы их никто не беспокоил до утра.
* * *
Все утро я думаю про Арсанова. Пока умываюсь думаю, и пока готовлю завтрак. Вчера весь мой вечер был под завязку забит Арсановым.
Потом я полночи не спала, потому что тоже о нем думала. Из-за Арсанова моя работоспособность обвалилась ниже плинтуса.
А какая может быть работоспособность, если я не то, что работать, говорить связно не могу? Сосредоточиться не могу. С горем пополам провела несколько уроков онлайн, даже стыдно было брать за эти уроки деньги.
Выручила работа над словами — мои ученики писали словарные диктанты и составляли ворд-листы. От меня участие требовалось минимальное, а ученикам реальная польза.
Выливаю на сковороду омлет, накрываю крышкой, а сама закрываю глаза и в десятитысячный раз прокручиваю в голове каждую секунду нашей короткой встречи. Как он меня увидел, как подошел, как поцеловал в ладонь. Что при этом говорил. И как все время на меня смотрел…
Когда вспоминаю тот поцелуй, тело пронизывает сладкая дрожь. Ноги слабеют, как будто они сделаны из ваты.
У него такая теплая кожа, сухие твердые губы. Пытаюсь представить, что было бы, если бы он меня поцеловал по-настоящему — как говорит Ленка, по-взрослому. И хватаюсь за подоконник.
— Мам, скоро уже? — зовет из комнаты сын. — Я есть хочу!
Спохватываюсь и бросаюсь к плите. Омлет немного пригорел, приходится его обрезать по низу. Хорошо, Бодька не такой, как его догадливая крестная. Та бы сходу заподозрила, что я… Влюбилась?
Быть такого не может. Даже головой трясу возмущенно, хоть тут никакой Ленки нет и в помине. Разве я могу влюбиться в мужчину, которого вижу в четвертый раз в жизни? Это просто физиология, нормальная реакция тела на его… тело. Боже, что я несу?
— Мам? — сын с тревогой вглядывается в мое лицо. — Ты чего, мам?
— Все хорошо, сынок, — спешу его успокоить, — все просто отлично!
Мы завтракаем и идем на прогулку, но и там моя голова полностью занята Арсановым.
Нет, Тимуром. Он попросил называть его по имени, и я с удовольствием повторяю про себя его имя.
Оно ему идет. Такое мужское, сильное. Сажусь на скамейку, лезу в телефон и гуглю значение имени.
Тимур — это железо. Железный. Так и есть. Он когда стоит рядом, я себя словно под куполом чувствую. Железным…
Рассеянно отвечаю на вопросы сына, у которого и как обычно миллион, как тут в руке оживает мобильник.
— Полина? — слышу бархатный голос с хрипловатыми нотками, и у меня подкашиваются ноги. Просто повезло, что я уже сижу на лавочке, иначе точно бы села на асфальт.
— Да, Тимур, — шепчу в трубку. Если так можно назвать свистящие звуки, которые я издаю.
— Вы не дома? — Арсанов тоже переходит на шепот, но сразу же переспрашивает: — Почему вы шепчете, у вас Богдан спит?
— Нет, — мотаю головой, как будто он меня видит, — не спит. Мы гуляем.
— А какие у вас планы на сегодня?
«Никаких. Вообще. А если были, то это их проблема».
— Мне нужно приготовить обед. И ужин.
— Не нужно ничего готовить, — Арсанов уже не шепчет, а меня все равно пробирает до самой глубины, — я как раз хотел пригласить вас на ужин. Или на обед.
Мне кажется, или он тоже запинается и путает слова? Как я точно.
— Так на ужин или на обед? — я затаиваю дыхание.
— Обед, — шумно выдыхает в динамик Арсанов, — плавно переходящий в ужин.
Мучительно придумываю повод, чтобы спросить, когда у Арсановых начинается обед, но повод не находится. Приходится спрашивать прямо.
— А когда… когда у вас обед? — у меня тоже выходит хрипло.
— Через два часа, — отвечает Тимур, и я словно наяву вижу, как он сгибает руку в локте и смотрит на свои красивые часы. — Вы успеете собраться? Мы за вами заедем.
— Мне не понадобится много времени, — поспешно его заверяю, — если, конечно, не нужен вечерний макияж.
И покрываюсь краской.
Боги. Я разговариваю с ним так, будто он меня не на ужин приглашает — или обед, — а на съемки. С непристойным контентом. Хорошо, Арсанов не видит, как я краснею.
— Не нужен, Полина. Вам вообще никакой макияж не нужен, вы очень красивая девушка.
Договариваемся о времени, я зову Богдана, и мы идем к выходу. Бодька всю дорогу шумно радуется, а мне самой хочется прыгать по аллее от радости. Я так задумываюсь, что не замечаю, как врезаюсь на выходе в мужчину, загородившего мне путь.
Бормочу извинения, но мужчина остается стоять.
— Здравствуй, Полина. Какая встреча!
Поднимаю глаза и несколько минут соображаю, кто передо мной. Узнать узнала, а вспомнить имя не могу. Потому что все мысли забиты под завязку совсем другим именем.
— Здравствуй, Роб, — наконец вспоминаю. — Можно пройти?
— И когда же ты мне собиралась сказать? — говорит Роберт, и
