я не сделаю тебе ничего плохого!»
На лице Евы застывает маска недоверия.
– Идем?
Чуть выгибаю бровь, словно беру ее на слабо, и резковато отодвигаю стул к барной стойке.
– И кто там?
– Так, пару человек. Некоторые тебе даже знакомы.
Ева медлит. Я вижу, как она пытается найти решение, анализирует происходящее, но в конечном итоге еле заметно кивает.
Отлично. Вытягиваю руку в направлении лестницы и пропускаю ее вперед. Пока мы поднимаемся, Ева снимает куртку и перекидывает ее через локоть. Мой взгляд устремлен в район ее шеи, через тонкую кожу которой виднеются выступающие позвонки.
Толкаю дверь, мельком замечая, как приподнимаются девичьи плечи. Сейчас смелость Евы явно поутихла. Я бы даже сказал, вообще исчезла. Значит, на новой территории мы чувствуем себя не самым лучшим образом. Хотя в моем доме Лейкина вела себя достойно, не зажималась и не строила из себя вселенскую скромность.
Но там дом, все чинно и благородно, здесь же она явно предполагает всякое…
Меня и раньше напрягала эта невидимая стена, которую однокурсники сами же выстраивают в общении со мной, Доминым или Шумаковым. Предвзято и поверхностно судят о человеке и его характере лишь по счету в банке, что, конечно, печально.
Сгоняю с дивана, на котором до этого сидел, этих непонятных девок одним взглядом и, выдернув у Евы куртку, бросаю ее на спинку.
– Присаживайся.
Она взмахивает рукой, заметив взгляд Вика, и тот расплывается в улыбке.
– Какие люди, Ева! – Домин выгибает бровь и приподнимает свой бокал в воздух. – Выпьешь?
– Разве что сок.
– Без проблем. Кать, организуй, – просит забирающую со стола пустые тарелки официантку.
– Вам какой?
Девушка в черной форме поворачивается к Еве.
– Апельсиновый.
– Сейчас принесу.
– Спасибо.
Лейкина садится на диван, плотно сжимая колени, и совершенно обыкновенным движением руки откидывает волосы за спину. Вроде ничего необычного, можно сказать, даже непримечательно, но именно это заставляет меня снова посмотреть ей в глаза.
Ева отвечает прямым взглядом, чуть вызывающим. Правда, недолгим. Просидев так пару секунд, она начинает рассматривать мой пустой бокал, стоящий на стеклянном столе.
Откидываюсь на спинку дивана, чувствуя запах ее духов. Сегодня гораздо острее. Что-то свежее, совсем не сладкое. Провокационное и очень ей подходящее. Зефирные, приторные запахи точно не для нее. Они никогда не раскроют сути. А здесь все как на ладони.
Дерзость столкнувшаяся с обаянием.
Горло сдавливает невнятным спазмом то ли от перенасыщенности запахом, то ли от бурлящих внутри меня эмоций. Там, на первом этаже, мозг впал в ступор, а по телу разлилась агония. Такое удушающее чувство вперемешку с каким-то несоизмеримым желанием оставаться рядом. Рядом с ней как можно дольше.
В нашей компании новые женские лица – обыденность. Всем абсолютно плевать, кто и с кем пришел, но, судя по тому, как напряжены Евины плечи, она явно считает по-другому. Даже забавно, как четко она выверяет сейчас каждое свое движение.
– Это же тот рэпер?!
– Что?
Поворачиваюсь на ее голос и сразу сталкиваюсь с Евой взглядами. Обрамленные длинными ресницами глаза кажутся сейчас еще больше.
– Он, – кивает в сторону Сэвана.
– Ага. Мот давно дружит с Доминым.
– Да уж, Савка за такую картинку продал бы душу.
Она улыбается и, чуть задев мой локоть своим, отодвигается подальше.
– Я не кусаюсь, – насмешливо наблюдаю за каждым ее движением, но вместо ответа получаю прищуренный, стреляющий молниями взгляд. – Да ладно, мы с тобой почти в одной кровати спали.
От собственных же слов пальцы начинают гореть, а перед глазами мелькают картинки этой чертовой ночи. Рассеянный по комнате уличный свет. Полутьма, в которой виднеются лишь силуэты. Обостренный слух, который улавливает малейшие звуки. Тяжесть ее сонного дыхания – будто этот день был самым ужасным в ее жизни…
– Как занимательно у тебя устанавливается степень близости с людьми.
– Обращайся.
– Обойдусь.
Она снова отворачивается и теперь уже благодарит официантку за принесенный сок. Подносит стакан к губам, делает глоток и так забавно морщит нос, когда замечает, как та самая красноволосая девчонка наклоняется к Арсу, намеренно демонстрируя свое внушительное декольте.
Видимо почувствовав мой взгляд, Ева поворачивается.
– Что?
Качаю головой, зацикливаясь на ее блестящих губах, которые она тут же вытирает салфеткой.
– Не смотри на меня так.
– Как?
Это даже интересно. О чем она думает?
– Как удав на кролика. Подавишься.
– Пере…
Договорить мне мешает гитарный аккорд. Все уже давно навеселе. Половина второго этажа перекрыта шумоизоляцией, поэтому никаких звуков из зала первого досюда не долетает. Изолированное пространство.
Мот перебирает струны, явно раздумывая, что сыграть. Ева посматривает на него с интересом, что лично меня начинает напрягать. Это происходит по щелчку пальцев, растекающаяся до этого по телу расслабленность вдруг сжимает в тиски.
Сэван уже тренькает мелодию, а Ева, широко улыбнувшись, поворачивается ко мне со словами:
– Красиво, да?
– Ага, очень.
Снова откидываюсь на спинку дивана, чуть съезжая вниз так, чтобы голова не болталась в воздухе без опоры. Внутренний сарказм перескакивает на какой-то новый уровень от понимания, что, пока я пялюсь на нее, она с воодушевленным интересом глазеет на нашу рэп-звезду.
Пока я борюсь с желанием ляпнуть что-нибудь не самое приятное, Лейкина скидывает кроссовки и забирается на диван с ногами. Комкает свою куртку и, обняв ее как подушку, подается чуть вперед.
Мот ей улыбается, уже давно отложив гитару, и что-то спрашивает. Ева охотно отвечает и, судя по тому, насколько плавными становятся ее движения, расслабляется.
– Да с ним полная скукотища, смотри, – Мот указывает Еве на мой бокал, – весь вечер на минералке.
Ева с интересом смотрит на пустой стакан, потом на меня.
– Это плохо? – переспрашивает у Сэвана.
– Это скучно, красивая.
– Не согласна.
– Конечно, ты ж сама на соке.
Мот лыбится и подается назад, запивая свои рассуждения вискарем прямо из бутылки. Ева же демонстративно закатывает глаза и теряет всякий интерес в глазах своего нового знакомого.
– Молчать и загадочно смотреть ему идет гораздо больше. Я отойду. Где тут…
– Выйдешь и сразу налево, – указываю пальцем на дверь, прикрывая глаза.
Накатывает какой-то анабиоз. Ни говорить, ни шевелиться больше не хочется. Вся эта картинка начинает раздражать, как и люди вокруг. Эти провалы в безмятежность начались после смерти отца, когда хотелось отойти в сторону от кишащего эмоциями мира. Выключиться и ничего не чувствовать. За все время, что отца с нами нет, я неплохо преуспел в этом отрыве от реальности.
Евино «спасибо» звучит где-то вдалеке. Все, что могу, это практически неуловимо кивнуть.
Как только Лейкина уходит, рядом со мной материализуется Вик.
