таким, какой я есть.
— Роман, подожди…
А потом он уходит, направляется к двери с решимостью, которая говорит, что это не просто уход, возможно, даже прощание. Мое сердце замирает от осознания этого, но я молчу, парализованная смесью вины, страха и всепоглощающего чувства потери.
Звук хлопнувшей за ним двери — словно физический удар, последний знак препинания в конце нашего разговора, а может, и в конце нас самих.
Я наконец-то двигаюсь, мои ноги трясутся, как будто я очнулась от транса. Яростный лидер, непоколебимая роковая женщина, теперь просто женщина, борющаяся с последствиями своих собственных решений. Мое сердце болит не только за Романа, но и за всех нас. То, что у нас было, было особенным, и, возможно, в своем стремлении защитить все, я рискую потерять то, что важнее всего.
Черт. Когда это моя жизнь превратилась в такой запутанный клубок эмоций? Быть связанной с тремя невероятно сложными, невероятно разными мужчинами никогда не входило в планы, если они вообще были. А теперь уход Романа оставил пустоту, острую и ноющую.
Чувства. Для всех троих. Это как жонглировать гранатами, ожидая, когда одна из них взорвется. Мир, который я построила, эта империя теней и власти, процветает на уверенности, на контроле. И все же я здесь, в полной зависимости от собственного сердца.
Роман знал, должен был. Они все знали. Я же не скрывала, что сплю с ними. И, черт возьми, насколько я знаю, у Романа могут быть свои заботы. Но дело ведь не в этом, правда? Осознание этого бьет по мне, как удар в уличной драке — он мне небезразличен. Больше, чем я думала. Больше, чем, возможно, следовало бы.
Какая-то часть меня хочет закричать, возмутиться несправедливостью всего этого. Разве я не могу получить их всех? Неужели так невозможно хотеть, чтобы все, кто мне дорог, оставались рядом, чтобы не приходилось выбирать одного, а не других? В жестоком мире, в котором я ориентируюсь, где альянсы меняются как песок, а власть — единственная валюта, имеющая значение, идея желать чего-то простого, как не быть одной, кажется почти… наивной.
Мне нужно проветрить голову, подумать. Но все мысли возвращаются к Роману, к Луке, к Григорию. К будущему, которое вдруг кажется таким неопределенным, таким хрупким.
Я откидываюсь на спинку стула, смесь усталости и разочарования тяготит меня. И тут я чувствую это — крошечный трепет, словно мягкий удар изнутри. Моя рука инстинктивно находит живот, и, несмотря ни на что, улыбка пробивается сквозь грозовые тучи в моей голове. Этот малыш, пока еще невидимый, уже умеет пробиваться сквозь хаос.
Но радость оказывается мимолетной. Сердитый уход Романа эхом отдается в тишине комнаты, и тепло от толчков ребенка становится холодным.
Как этот ребенок впишется в наш мир, в ту жизнь, которую мы ведем?
Сомнения закрадываются в душу. Не совершаю ли я ошибку, впутывая ребенка в этот беспорядок? Я всегда знала, что хочу стать матерью, дать этому ребенку все… так же, как моя мать делала это для меня, даже когда… Воспоминания бьют как током, возвращая меня в то время, которое я так старалась похоронить:
Мне снова шесть лет, я прячусь за ногами матери, ее юбка — хрупкая преграда между мной и чудовищем, которым является мой отец. Его голос гремит на нашей маленькой кухне, каждое слово — удар, оставляющий невидимые шрамы.
— Ты бесполезна, Мария! — Кричит он, и вены на его шее вздуваются с каждым криком. Спина моей матери напрягается, но она закрывает меня своим телом, ее голос ровный, но мягкий. — Не делай этого при Лане, пожалуйста.
Он насмехается, в его голосе столько презрения, что меня пробирает до костей.
— О, я рано учу девочку тому, что ее мать — неудачница, не так ли?
Я чувствую, как она дрожит.
— Лана, иди в свою комнату, — шепчет она, но я застываю на месте, мой маленький мир рушится с каждым ненавистным словом.
Затем его рука, быстрая как молния, ударяет ее по лицу. Она не вскрикивает. Вместо этого она выпрямляется, ее рука летит к щеке, на которой расцветает красный след, как мерзкий цветок.
— Хватит, Марко. Ты пьян. Иди в постель.
Но он еще не закончил, его гнев — зверь, который не хочет сидеть в клетке.
— Ты думаешь, что ты лучше меня? Ты и это маленькое отродье? — Его палец тычет в мою сторону, угроза невысказанная, но ясная как день.
Я помню, как подняла голову и увидела, что глаза моей матери блестят от непролитых слез. В тот момент я увидела в ней силу, которой никогда раньше не замечала. Она защищала меня, оберегала мою невинность от тьмы, которая грозила поглотить нас обоих.
Воспоминания исчезают, но чувства остаются — призрак страха и гнева, который я носила в себе все эти годы. Моя рука остается на животе, как обещание нерожденному ребенку, что история не повторится. Пока я дышу.
Я не допущу этого. Этот ребенок, мой ребенок, будет расти в мире силы, а не страха. Он познает любовь, а не насилие. А тот, кто посмеет угрожать его миру… что ж, он узнает, почему Лана Петрова — имя, вызывающее уважение. Но сначала мне нужно навести мосты, залечить трещины в нашей дружной семье. Начиная с Романа.
Если у этого ребенка будет шанс на жизнь, свободную от теней нашего прошлого, ему нужны все мы.
ЛУКА
В тускло освещенном подсобном помещении итальянского ресторана, который раньше был высококлассным, а теперь основательно разграблен, я стою во главе импровизированного стола. Кучи денег аккуратно разложены.
Мои парни выстраиваются в ряд — пестрая команда из закоренелых преступников и широкоглазых новичков, их выражения лиц варьируются от жадного до осторожно-оптимистичного. Они знают, как действовать: выстроиться в линию, молчать и ждать своей очереди.
Оплаченные гангстеры — счастливые гангстеры. Сегодня день выплаты зарплаты — событие столь же регулярное, сколь и рискованное, но крайне важное для того, чтобы колеса нашего синдиката были смазаны и работали без сбоев.
В этот момент входит она — Лана. Она заметно устала, на ее стройных плечах лежит груз всего мира, но она несет его с легкостью, которая не перестает меня удивлять. Ее присутствие мгновенно меняет энергетику в комнате: мужчины выпрямляются, глаза следят за каждым ее движением, а на толпу опускается тишина. Это не просто уважение, это восхищение, страх и желание, объединенные в одно целое.
После того как с зарплатой разобрались, я смотрю на Лану. Она вышагивает, в ней чувствуется
