Нет, это не тот человек и не то место, куда я должна глазеть.
Чёрт побери!
Если в спокойном состоянии у Торопова такой большой, то что же говорить о более интимной обстановке?
Блин.
С трудом оторвав взгляд от интимного места капитана полиции, я, наконец, опускаю глаза в пол, отчаянно кашляя, чтобы привести себя в чувство.
Идиотка…
А вдруг, он заметил мой взгляд? Как я смогу теперь посмотреть ему в глаза?
— Воды, Евгения Васильевна?
— Нет, спасибо.
Замолкаю, сглатывая комок, стоящий в горле, и перевожу взгляд на стажёра, оформляющего документы для задержания Нины. Девчонка понуро ставит свою подпись под документом, и, сверкнув глазами в нашу с капитаном сторону, выходит из кабинета вместе с молоденьким стажёром.
Глава 17
Дверь кабинета хлопает, и мы с Тороповым остаёмся наедине. Я нахожусь в миллиметре от панической атаки — этот мужчина вызывает во мне самую настоящую бурю эмоций, которую я уже с трудом сдерживаю.
И, чёрт возьми, совершенно не понимаю, как мне себя с ним вести.
— Итак, расскажите, кто же вы на самом деле.
— Вы же всё знаете. Я ни в чём вам не соврала.
— Ну да?
Ироничное высказывание больно ударяет по моему самолюбию, и я просто киваю, не в силах противостоять тяжёлому проницательному взгляду Григория Егоровича.
— По какому праву вы меня допрашиваете в такой форме, будто я преступница? Разве вы меня в чём-то подозреваете?
— Я просто спрашиваю. У меня такая форма допроса.
— Мне нечего вам больше сказать!
— Я лишь спросил, кто вы. Уж на этот вопрос вы можете мне ответить?
Поднимаю глаза на полицейского, и приоткрываю рот, чтобы вдохнуть воздух. Взгляд мужчины тяжёлый, сверлящий, как самосвал, гружёный щебнем, прокатывается по моему телу взад-вперёд.
— Вы знаете, кто я. Если не верите — возьмите паспорт, прочитайте внимательно. Хватит меня унижать!
— Унижать? Чем?
— Вашими странными вопросами, не имеющими к преступлению никакого отношения. Сначала я спасла Антона Михайловича, привезла его в больницу, а сегодня почти поймала одного из бандитов. Вы должны сказать мне спасибо за помощь вам.
— Спасибо.
Меня окатывает волной жара, как будто я попала под огненную лаву, и я сглатываю комок, стоящий в горле.
Чёрт подери этого хама!
Глаза застилают слёзы, и я упорно не желаю смотреть на полицейского. Ещё чего! Ещё решит, что я из-за него плачу!
— Успокойтесь, хотите кофе?
— Нет, не желаю я кофе! Терпеть его не могу!
Взрываюсь от негодования, вскакивая со стула. Я вообще больше не желаю находиться в этом затхлом небольшом кабинете, с этим мужчиной, который постоянно доводит меня до истерики.
— Ну-ну, успокойтесь. Хотите конфетку? Я знаю, девушки любят сладкое.
В его голосе звучит какая-то неприкрытая нежность, и я невольно отмечаю, что он, возможно, не такой уж и наглый хам, которым хочет показаться. Я обречённо плюхаюсь назад, на стул, закидывая ногу на ногу.
— Нет, спасибо.
Дрожа, поднимаю глаза на стража порядка, ловя его проницательный взгляд, проникающий в самую душу, и будоражащий мою кровь.
Торопов смотрит на меня так, как хитрый опытный удав смотрит на маленького пушистого кролика — с неприкрытым вожделением и трепетом перед вкусным обедом.
А он, возможно, большой любитель женского пола — вон как оперативно взял в оборот Галку, а меня сейчас пытается задобрить конфеткой, как какую-то маленькую девочку.
Не на ту напал, я ему так просто не дамся!
— Ну, хорошо. Тогда, давайте начнём допрос. Вы ведь не забыли, где вы находитесь, и для чего мы здесь?
Качаю головой, шумно втягивая воздух носом, успокаивая ритмично бьющееся сердце.
— Итак, начнём с самого начала. Ваши паспортные данные?
— Евгения Васильевна Королёва. Мы же уже с вами знакомились. Или, вы запамятовали?
Грубо очерченные губы капитана подрагивают в довольной улыбке, а в глазах появляется какая-то хитринка. Видимо, он доволен моим отпором. Неужели, ему нравится, когда ему хамят?
Извращенец…
Получив минутную передышку, я решаю взять быка за рога и задать мужчине каверзный вопрос, который меня давно мучает. Жаль, что эта мысль пришла ко мне совсем недавно.
— Григорий Егорович, а вам не приходило в голову посмотреть камеры, висящие на доме, рядом с аркой? Возможно, они запечатлели преступников. Правда, прошло уже много времени и записи, скорее всего, потерялись.
— Вы необыкновенно умны, Евгения Васильевна.
— Благодарю.
— И я очень рад, что вы, наконец-то, запомнили мои паспортные данные.
— Кхм…
— И вы правы, записи на камерах хранятся недолго — от одного дня до недели, в зависимости от настроек и объёма памяти.
Я всплёскиваю руками.
— Значит, уже ничего невозможно посмотреть?
— Я сразу проработал эту идею. Просмотрел несколько записей с камер видеонаблюдения, неужели вы думаете, что в полиции работают некомпетентные идиоты?
— Я этого не говорила.
— Но подумали, так?
Мужчина прищуривается, и смотрит на меня, не отрываясь своим тяжёлым взглядом, проникающим до самых органов, сковывающим лёгкие и замедляющим ритм сердца. Я отчаянно пытаюсь вырваться из этого липкого омута, и сглатываю комок, стоящий в горле:
— И что по камерам?
— Ничего. Как будто преступники живут где-то поблизости с аркой. Ни одной камере не удалось заснять ничего интересного. У меня появилось чувство, что сразу после ограбления они поднялись к кому-то, живущему в этом же доме.
— Так может, стоить походить по квартирам?
— И что? Расспрашивать всех — не они ли напали на Кожевникова. Как только преступники поймут, что мы копаем где-то рядом, они исчезнут, а нам нужно действовать наверняка. Тем более, они могли просто переждать в каком-нибудь из подъездов, а потом разойтись по одному, не привлекая к себе внимания.
— И что же делать?
— У нас, благодаря вам, появилась отличная зацепка. Теперь мы попытаемся разговорить эту пособницу бандитов, Нину. Я ведь первым делом взглянул на её паспортную прописку. Знаете, где она живёт?
Отрицательно мотаю головой. В моём сердце начинает болезненно щемить, а в горле пересыхает. Торопов же выдерживает паузу, создавая интригу, и, откашлявшись, выдыхает.
— Прям в этом же доме, над аркой.
— Да вы что! Так она причастна!
— И скорее всего, преступники скрывались у неё дома после совершённого нападения. У вас есть ещё вопросы? Или, хотите в чём-то признаться?
Проницательные глаза мужчины всё же пытаются что-то нащупать во мне, и я понимаю, что он строит разные предположения относительно меня, абсолютно не веря в рассказанную мной историю. Но мне нечего ему сказать. По крайней мере, не сейчас.
Сначала мне нужно поговорить с Антоном.
— Нет, спасибо. Можно, я поеду? Мне нечего вам больше сказать.
— Точно, Евгения Васильевна? Признайтесь, каким боком вы причастны к нападению на Кожевникова? Ведь вы не его невеста. Почему вы оказались в арке в тот самый момент, когда произошло нападение?
— Больше я никак не причастна. Раскручивайте эту несчастную Нину. А уж кем я прихожусь Антону Михайловичу, вас не касается.
Бормочу последнюю фразу и вскакиваю со стула, вмиг оказавшись прямо перед полицейским. Торопов смотрит на меня сверху вниз, и я ощущаю какую-то опасность, исходящую от его накачанного мускулистого тела.
Ну не будет же он меня бить?
Моё тело вибрирует от накатившей волны жара, и я понимаю, что у меня нет никаких сил и желания сопротивляться этому мужчине.
— Можете идти, но сначала я хочу провести следственный эксперимент, если вы не против.
Серо-голубые глаза Григория Егоровича суживаются, а губы иронично выгибаются. При этом мои ладони мигом потеют, и я отчаянно провожу ими по бёдрам, пытаясь привести себя в порядок и сконцентрироваться на разговоре.
— Какой?
В горле мгновенно пересыхает от присутствия этого наглого мужчины, и я вся леденею, не в силах двинуться с места. Кровь приливает к вискам и мне становится очень жарко, невыносимо душно в этом небольшом запертом кабинете.
