— Итак, нужно обновить легенду, — Вова достает из внутреннего кармана ручку и очередной листок с техзаданием.
Переворачивает на чистую сторону, щелкает ручкой и поднимает взгляд на меня.
— Эм… месяцев семь, наверное.
— Ты уезжал учиться в Москву в сентябре. И к родителям с ноября по текущий день.
Вова быстро записывает, сводит брови вместе и поднимает на меня удивленный взгляд.
— Да, я и сама знаю, что это была хреновая отговорка, — провожу ладонями по лицу, убирая налипшие пряди назад. — Поэтому и пришлось ляпнуть про твой переезд.
— Значит, съезжаемся, — понимающе кивает он. — Нужно перевезти мои вещи, обустроить локацию, проиграть различные вариации. Фуф, и это за три дня, — Вова откладывает ручку и откидывается назад. Сцепляет руки в замок на затылке и раскачивается на стуле, не сводя глаз с листка перед ним. — Задачка.
Я молчу, ожидая его приговора. А никто и не говорил, что будет просто.
— В принципе, нет ничего невозможного, — наконец, говорит он. — Но тут попахивает премией за сверхурочные, — расплывается в классической улыбочке, возвращая хитрый взгляд мне.
И это он строил из себя обиженного, когда я на его продажность намекала.
— Гарантирую две сумки продуктов, — делаю дерзкий ход.
— Пойдет, — хлопает ладонью по столу и подаёт мне руку для закрепления сделки.
Ничего не меняется. У меня все так же потеет ладошка от его рукопожатия, а он все также самодовольно лыбится, понимая, как действует на меня.
Какой же он… ух.
Глава 10
Ида
— Нет. Нет, нет, нет, нет и нет! — я отрицательно машу головой, категорически не согласная с таким раскладом вещей.
Все это слишком. Чересчур.
— Да, да, да, — спорит со мной невыносимый человек напротив.
— Я не согласна!
— Поплачешь сегодня в подушку и отпустит. Трунь! — паршивец щелкает меня по носу и разворачивается к выходу.
— Эй, мы не закончили! — возмущаюсь ему в спину.
— Расслабься, Зинок, я знаю, как выглядит жилище, где есть мужик. Так нужно.
В очередной раз морщусь от этого его «Зинок» и начинаю раздражаться сильнее.
Беру свои слова обратно, он мне не нравится. От слова совсем. Самодовольный глухой индюк!
Пришел, устроил мне беспорядок и намылил лыжи на выход.
— Убери их! — преграждаю ему путь к двери.
— Пойми, носки — это метка.
Какая еще…
— О, первая ссора влюбленных голубков, как мило, — из своей комнаты выглядывает заспанная Геля. — У вас отлично получается, продолжайте!
Она гордо шествует к ванной комнате, попутно изучая Вову с ног до головы.
Фыркает и закатывает глаза, явно не в восторге от увиденного. А вот мой псевдо-парень делает всё в точности наоборот. Изучает ее короткие пижамные шорты с нескрываемым интересом и даже наклоняет голову чуть в бок, чтобы увидеть, как закрывается дверь ванной комнаты, отрезая ее от него.
— Ух ты, а мы, типа, втроём живём? — подмигивает мне засранец и опирается на стену позади, явно забыв о желании свалить.
— Геля съедет на эти дни, — бурчу я.
Ничего нового. Любой падёт к этим ногам. Но мог бы притвориться, что не впечатлен, раз я ему плачу.
— Ладно, я пошел за остальными вещами, приеду через пару часов.
Тянется к теплой парке, вытягивает из рукава шапку.
— Ещё вещи? — ужасаюсь я.
Будто нагруженного джинсами и футболками стула и носков посреди моей комнаты недостаточно!
— Мы только начали, заюш, — смеётся он, надевая ботинки.
— Я же тебя просила! — снова возмущаюсь.
— Нельзя менять направление посреди реки, — усмехается он. — Привыкай, заюш, — очередной щелчок по носу, а потом и дверью.
— А-а-а-а, — несдержанно кричу я, топая ногами.
С каждым словом и действием оболочка Курта Кобейна теряет свою привлекательность. Явился ни свет, ни заря, разбросал по квартире вещи, вывел из себя треклятыми носками. Что за фишка с брошенной на пол кучкой? Как это должно убедить родителей, что мы живём вместе?
— Ты чего, мать? — выглядывает мокрая голова Гели из ванной.
— Бесит, — шиплю я, продолжая топать ногами.
— Сама же его наняла. Можно было найти экземпляр посимпатичнее, — бросает подруга, наматывая полотенце на голову.
— Да причем тут это! — возмущаюсь, потому что по шкале симпатичности он, как раз, в верхней планке. — Он идеальный парень, но только за деньги и только для других, — пинаю лошадиные кроссовки под ногами и одна из них отлетает к стене.
Какой у него размер, Господи, сорок пятый что ли?
Наклоняюсь, чтобы вернуть злополучную кроссовку на место и переворачиваю, чтобы убедиться: ну точно. Сорок пятый. Где он на эту лапищу обувь находит?
— Ого, размерчик! — заглядывает мне через плечо подруга. — А ты знаешь, что говорят, про размер ноги и… ну…
Она прислоняет руку к низу живота и покачивает ей, изображая мужское достоинство.
— Фу, нет, не знаю и мне это не надо! — делаю постное лицо и ставлю кроссовки в ровный ряд со своей обувью.
Мне с этим гигантом в одной постели не лежать. Хотя условно… Кстати, мы так и не обговорили детали. Он просто выбесил меня с порога огромной спортивной сумкой и бесцеремонным «тащи стул, Зинок, будем облагораживать жилище».
Я делаю глубокий вдох, расслабляющий выдох. Не помогает. Тело, как натянутая струна, дотронься — зазвенит.
Это все стресс. Стресс, недосып, языкастый Курт Кобейн. Показал истинное лицо.
И как только при родителях сдерживает свой неуёмный разговорник. Ах да, профессионализм.
— Есть будешь? — как всегда, интересуется Ангелина.
— Буду, — сажусь за стол и принимаюсь изучать свои руки. Еда это хорошо. Еда может накормить грызущее внутренности существо хотя бы ненадолго.
Геля не так, чтоб любительница постоять за плитой, но завтрак — это святое.
