Я встаю напротив Миранды и закрываю глаза. Дышу. Напоминаю себе, что должна обращаться с Джордж, как и с любой другой героиней. Я проецирую себя в сознание Джордж, чтобы мне открылись ее мотивы. У нее есть опыт с женщинами. С Чайлди. Она любит ее, несмотря на то, что заставляет мучаться.
Мы начинаем сцену. Я раздражена, но Чайлди успокаивает меня. Гладит мое лицо. В кои-то веки, она делает первый шаг. Нежно целует меня, затем отстраняется, не зная, как я отреагирую. Я потрясена ее дерзостью, и несмотря на мой первый инстинкт – наказать ее, она смотрит на меня с такой надеждой, что я не могу заставить себя это сделать.
Я страстно целую ее в ответ. Она такая красивая. Столь же невинна, как и я испорчена.
Мы встаем на колени и продолжаем целоваться. Затем в акте невиданной смелости, она толкает меня на спину, садится поверх и прижимается ко мне, запуская пальцы в мои волосы. Она обхватывает меня ногами, и я целую ее в шею.
Мы говорим несколько последних реплик, тяжело дыша в кожу друг друга.
Сцена заканчивается, мы с Мирандой поднимаемся и ждем замечания Эрики.
— Что ж, леди, это было…
— Просто охренительно! — Джек вскакивает на ноги и дико аплодирует. — Лучшая пьеса на свете!
— Мистер Эйвери!
— Нет, серьезно, Эрика. Пусть эти девушки играют эту сценку до конца года! Потому что… да уж! Это очень… возбуждает. Волнительный материал.
— Чувак, — шепчет Лукас. — тебе надо присесть. Весьма очевидно, как ты наслаждался этим.
Эйвери тут же прикрывает свою промежность и садится. Все смеются.
— Заткнитесь, сучки. Передо мной целовались две горячие цыпочки. Чего вы ожидали? У каждого натурала в этой аудитории сейчас стояк. Эй, Холт. Приоткрой-ка свою промежность.
Итан закатывает глаза и показывает ему средний палец, но я замечаю, что его ноги скрещены таким образом, что его промежность скрыта от посторонних глаз.
Он смотрит на меня с секунду, потом опускает взгляд и ерзает на стуле.
Страсть, которую я разворошила в себе для этой сцены, сейчас направлена на него.
Я загоняю эмоцию подальше. Это все равно, что пытаться засунуть подушку в коробку из-под обуви.
Глупая страсть.
Вот почему, мы больше не друзья.
Оглушительный рев, сопровождаемый словом «Придурок!» доносится из соседней комнаты, и мы с Коннором обмениваемся взглядами. Наши друзья играют в какую-то дурацкую карточную игру. Сегодня вечер среды и мы по традиции, собрались дома у Джека.
Мы с Коннором ответственные за еду. Я может и не умею готовить, но могу открывать пакеты с вкуснейшими чипсами, а Коннор – просто король Замороженной Пиццы.
Из нас получилась отличная команда.
Я наблюдаю за тем, как она разворачивает несколько замороженных коржей с изяществом фокусника.
Я ловлю себя на том, что пялюсь на его руки.
У него прекрасные руки. На самом деле, бо́льшая часть его тела прекрасна. Песочно-каштановые волосы. Карие глаза. Красивое лицо. Хорошее тело.
А главное, он один из самых милых и заботливых мужчин, которых я когда-либо знала.
Жаль, что мне этого недостаточно.
— У меня торчит козявка?
— А?
Коннор улыбается, и внезапно вся комната становится ярче.
— Ты пялилась на меня. Я подумал, может у меня козявка на носу.
Я качаю головой.
— Нет. Просто любуюсь красотой.
Он пожимает плечами.
— Ладно. С этим я могу жить. Но если ты думаешь, что эти чипсы откроются сами по себе, то глубоко ошибаешься. Приступай к работе, леди.
Он протягивает мне миску, и я высыпаю туда «Доритос», он приподнимает бровь.
— Ты добавишь к ним свою знаменитую сальсу?
Я киваю.
— Ты уже знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в моей крутости. — Я достаю банку сальсы и открываю ее. — Вуаля! Мне это стоило каких-то полутора баксов, просто идеально!
Он улыбается и посыпает пиццу сыром.
— Да ты полна́ талантов!
— Еще бы! Как и ты.
Он приподнимает упаковку с сыром.
— Да, если бы у меня не срослось с театром, пиццерии по всей стране выстроились бы в очередь, чтобы нанять меня.
— Ты так говоришь, как будто это твой запасной план. Мне напомнить тебе, что даже если у тебя все и получится, ты можешь еще работать пиццеристом? В театрах зарплаты фиговые.
Он смеется.
Да, но, чтобы достичь успеха в любой из сфер, мы сначала должны сдать задание этого семестра, и кажется, Эрика делает это как можно более сложным со всеми этими страстными сценами.
Он кладет пиццы в духовку и ставит таймер, в то время, как я хватаю два пива из холодильника и передаю ему одно из них.
— Ну, мне уже стоит начать искать вторую работу, потому что я с трудом справляюсь со своей сценой, не хохоча при этом так, будто я под кайфом.
— О, да ладно! — Он открывает пиво и делает глоток. — Тебе не о чем волноваться. Твоя сцена с Мирандой была потрясающей вчера.
— Ты это говоришь только, потому что ты парень, который возбуждается при виде двух целующихся девушках? Или ты основываешься на самом выступлении?
Он закатывает глаза.
— Кэсси, да брось! Я же не Джек. Я способен смотреть, как две девушки страстно целуются, и при этом не фантазировать.
Я приподнимаю бровь.
Он отворачивается и бормочет.
— Как бы это чертовски горячо ни было.
При упоминании его имени, Джек входит в кухню.
— Мы опять говорим о Миранде и Кэсси? Круто, потому что у меня к тебе вопрос, Кэсси. Миранда лучше целуется, чем Холт? Ее губы мягче? Кожа более гладкая? Уверен ответ будет утвердительным, но я бы хотел услышать это от тебя лично. Будь поточнее. — Он подходит к холодильнику, берет пиво и открывает его, прежде чем выжидающе посмотреть на меня.
— Забудь об этом, Джек. Мы с Мирандой целуемся, и не болтаем лишний раз. — Кроме того, я в совершенстве овладела искусством целоваться с кем-то и не сравнивать эти поцелуи с поцелуями Итана. Хотелось бы мне сказать, что со временем воспоминания о его губах померкли, но это не так. — К тому же, Коннор скоро продемонстрирует тебе детальный урок поцелуев с Холтом. Вы же репетируете завтра, да?
— К сожалению, — говорит Коннор и делает большой глоток пива.
Джек потирает руки.
— Думаю, Эрика собиралась по максимуму развлечь толпу, когда дала вам эти роли. Держу пари, это будет самый неловкий поцелуй в истории губ. Кэсси, ты не хочешь к ним присоединиться? У тебя есть возможность сорвать большой куш.
— Ни за что. Я верю, что у Коннора все получится.
Коннор делает еще один глоток пива.
— Спасибо за знак доверия, но мы оба знаем, что я и Холт облажаемся. Итан ни разу не играл, Итан ни разу не играл в любовной сцене с кем-то, кроме тебя, а если уж у него это не получилось ни с одной девочкой из нашей группы, то у него нет шансов и с парнем. Не говоря уже о парне, которого он явно ненавидит.
— Не думаю, что он ненавидит тебя.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
— Каждый раз, стоит мне оказаться в полутора метрах от тебя, у него такой взгляд, словно хочет выбить из меня все дерьмо.
— Да, но это только потому, что он не знает, что ты занимался двенадцать лет каратэ, чтобы защищаться от своих придурковатых братьев.
— Даже если бы он знал, это не имело бы значения. Он все еще по уши влюблен в тебя, и мне жалко твоего следующего парня, потому что Холт скорее всего убьет его.
Я прислоняюсь к стойке и вздыхаю. Сомневаюсь, что то, что говорит Коннор – правда. Мне кажется, что Холт становится более равнодушным ко мне с каждым днем.
Коннор смеется, я поднимаю взгляд и вижу, что он смотрит на меня.
— Что?
— Ничего.
— Не увиливай, что?
Он пожимает плечами.
— Я просто подумал, что мне стоит как-нибудь поцеловать тебя на глазах Итана, чтобы просто посмотреть, взорвется ли его голова от ярости. Я подозреваю, что так и будет.
Я улыбаюсь и качаю головой
— Да уж. Давай не будем это делать.
Он ставит свое пиво на стойку и опирается руками по обе стороны от меня. Он не такой высокий, как Итан, но мне все же приходится посмотреть наверх, чтобы увидеть его лицо.
