— Ты права. Несмотря на мои тренировки по каратэ, я рискую получить от него удачный удар. Было бы лучше, если бы ты сама поцеловала меня. Он никогда не поднимет руку на девушку. Особенно на тебя.
Он пристально смотрит на меня с выражением – Я шучу, но не совсем. Поцелуй меня.
Я избавлена от унизительной необходимости отказать ему, когда возвращается Джек, чтобы пополнить запасы пива.
— Если вдруг вы двое собираетесь обжиматься здесь, просто к сведению – никакого секса на кухонной стойке. Я не хочу, чтобы мой член был где-то, где был твой, если ты понимаешь, о чем я.
Коннор берет чипсы и сальсу.
— Я отнесу это ребятам, — бормочет он, и уходит в гостиную.
Я чувствую, что краснею и мне ненавистно это.
Джек качает головой, откупоривая еще четыре бутылки пива.
— Черт, Тейлор. Тебе мало того, что Холт полностью увяз в твоих узах? Решила еще и беднягу Коннора околдовать? Мальчику и так непросто.
Я сминаю пустую упаковку из-под чипсов и выбрасываю в урну.
— Я никого не околдовываю, Джек. Коннор видит во мне друга. Вот и все.
Он издает короткий смешок.
— Ну да, конечно. А я смотрю порно ради сюжета.
Я знаю, что он прав, но мысли об этом напрягают меня. С тех пор, как мы расстались, Коннор стал одним из самых моих близких друзей, и я люблю его на том же уровне, что и Руби. Но время от времени, он смотрит на меня таким образом, что я вспоминаю, что он хочет большего.
Итан же, с другой стороны, смотрит на меня все реже в последнее время.
Мне стыдно признаться, но я скучаю по его взглядам.
— Так, стоп!
Итан опускает голову и отходит от Коннора. Они работали над этой частью сцены последние сорок пять минут, и нет ни малейшего прогресса.
Они оба раздражены, как и Эрика.
— Это урок для всех присутствующих здесь, — говорит она, вставая и поднимаясь на сцену. — Будут времена, когда вам придется играть сцены с людьми, которые вас не привлекают, но тем не менее вы будете обязаны найти способ справиться с этим. Если у вас природная химия, это великолепно, а если нет, вы должны приучить себя воспроизводить ее.
— Легче сказать, чем сделать, — бормочет Холт.
Эрика игнорирует его.
— Такой тип сцен особенно сложен для мужчин, потому что в них есть гетеросексуальная перестройка, которая подразумевает, что если мужчина – гей, то он ненастоящий мужчина, и позвольте мне сказать, что это абсолютно не так. Это история о гомосексуалах, которые рискуют своей жизнью ради страны. И она написана мужчиной, который прожил это.
Она поворачивается к Холту и Коннору.
— Поэтому вам двоим надо преодолеть, какие бы мачо инстинкты вас ни сдерживали от близости друг с другом, и понять, что иногда вы не можете выбрать, в каком теле будет жить ваша половинка. Любовь – есть любовь. И люди, которым посчастливилось испытать это чувство, должны хвататься за это обеими руками. Эта пьеса именно об этом.
Холт тяжело опускается на одну ногу и потирает затылок. Кажется, он совершенно не понимает, как изобразить это. У Коннора та же проблема.
Эрика подзывает их к себе.
— Могу я посоветовать вам обоим, на минутку закрыть глаза и вспомнить человека, с которым у вас сильная эмоциональная и сексуальная связь? Представьте этого человека у себя в голове. Пусть то, что они заставляют вас чувствовать, ворвется в ваше тело, взбудоражит эмоции, заставит бурлить кровь внутри вас. — Оба парня закрывают глаза и дышат. Их тела немного расслабляются. — Вы чувствуете это?
Они кивают.
— Заострите внимание на этом моменте. Пусть эти хорошие воспоминания наполнят вас.
Я чувствую прикосновение руки на плече, и обернувшись вижу, наклонившегося вперед Джека.
— Прикинь, как было бы странно, если они оба представили тебя? Нет, правда.
Он улыбается и откидывается обратно, а я пытаюсь подавить нахлынувший трепет в животе.
Да уж, это было бы очень странно.
Эрика наставляет парней еще пару минут, потом велит им начать сцену заново.
Итан закрывает глаза и дышит, и когда он открывает их, вся его манера поведения меняется. Выражение лица становится мягче. Тембр голоса становится тише. Произнося слова, он медленно подбирается к Коннору.
— Ты хочешь меня, Тай. Можешь сколько угодно это отрицать. От правды не убежишь. — Он спокоен. Уверен в себе.
Коннор пытается сохранить спокойствие, едва ли сдерживая панику.
— Я отказываюсь это признавать.
— Мне видно это в твоих глазах.
По мере того, как Итан приближается, Коннор пересекает сцену, чтобы увеличить расстояние между ними.
— Мы не какие-то безмозглые животные. Мы контролируем наши действия. Не действия контролируют нас.
Холта это не смущает. Он продолжает свое медленное преследование.
— Можешь убеждать себя в этом, но это не меняет того факта, что ты наблюдаешь за мной.
Даже сейчас, Коннор наблюдает за ним. Завороженно.
— Это не так.
— Все во мне возбуждает тебя. Это чертовски пугает тебя, потому-то ты кричишь, злишься, отталкиваешь меня, но это ничего не меняет. Ты можешь прожить сотни жизней и никогда не найти того, что у тебя есть со мной.
Они действительно вжились в роли. Стали своими героями. Итан трансформировался. Он раскален. Это хорошо. Так хорошо, что целая мешанина эмоций, которую я не могу понять или остановить, начинает бурлить во мне. Мое сердце бешено колотится, а уши заполоняет гул.
— Злись, сколько угодно, — говорит Итан. — Проклинай меня. Притворяйся, что вся эта страсть исходит из ненависти, но я-то знаю. Твоя страсть ко мне душит тебя. Говорит тебе о том, что ты оказался не тем, кем ты думал. Заставляет тебя быть величественнее и храбрее, чем крошечная коробка, в которой ты удерживаешь себя все эти годы.
Затем он дотрагивается до Коннора. С любовью. Благоговением. Коннор дрожит от нерешительности в ужасе от их столь видимой связи.
То, как ведет себя Итан, слова, которые он говорит…это уже слишком. Нечто первобытное восстает внутри меня, низкое и рычащее. Оно нуждается в том, что я вижу. В этом Итане. Сильном и храбром. В том, который смотрит на Коннора и говорит слова, которые находят отклик в каждой частичке меня.
— Это не работает, ведь так? — говорит он, лаская лицо Коннора. — Ты несчастен. Неудовлетворен. Одинок. Тебе не хватает того, единственного, который заставит умолкнуть все шепотки страсти раз и навсегда. И это я.
— Нет… — он касается губ Коннора, и тот закрывает глаза и вздыхает.
— Да. И самое печальное, что чем больше ты отрицаешь это, тем несчастнее становишься, и все же ты отчаянно пытаешься продолжать притворяться.
— Марк…
Затем Итан подходит ближе и берет в ладони лицо Коннора, после чего наклоняется так, что их губы почти соприкасаются.
Я не могу дышать. Ревность вспыхивает у меня в животе, выплескиваясь наружу, пока у меня не возникает огненная буря под кожей.
— Чувство, которое мы испытываем друг к другу – не наш враг. Почему ты хочешь продолжать бороться с этим?
— Я знаю, как бороться. Я делаю это всю свою жизнь.
— Может наконец-то пришло время обрести гармонию?
— Я…
Итан наклоняется.
— Я собираюсь поцеловать тебя. Если ты не хочешь этого, скажи мне остановиться.
— Я не такой. — Коннор плотно закрывает глаза.
— Никаких оправданий. Лишь одно слово.
— Ты просишь слишком о многом.
— Ты ожидаешь слишком малого. Скажи это.
— Я… не могу.
— Отлично.
Они словно замедляются, когда приближаются друг к другу и сжимаются в объятиях. Затем Итан целует Коннора. Они оба втягивают воздух, и у меня возникает желание отвернуться, но я не могу. Челюсть Итана сжимается, когда он снова целует Коннора, и мои легкие начинают гореть от нехватки кислорода.
Я до боли сжимаю руками подлокотники. Я не могу видеть это. Просто не могу.
Я встаю и спотыкаясь направляюсь к проходу. Люди ругаются и шипят на меня, пока я протискиваюсь мимо, но я не обращаю внимания.
