Он торопился, сражаясь с пуговками на моей рубашке. Так торопился, что даже его ловкие пальцы не справлялись с работой. Две или три самых упрямых пуговки он просто оборвал, и они со стуком упали на пол. Но я отмечала это где-то на периферии сознания. Пусть блузка стоила огромных денег и мне было жаль, что она гибнет от рук вандала. Но его губы…
Его губы, завладевшие моими, значили сейчас намного больше. Мягкие и упругие, они скользили по моей шее и были такими же нетерпеливыми, как и пальцы. Нежная кожа под ними начинала просто гореть.
Справившись с пуговицами, он отстранился. Ладони легли мне на плечи, скользнули по рукам вниз… Сминая блузку, стягивая ее с меня. А Адам смотрел на каждый сантиметр обнаженной кожи так жадно, словно хотел проглотить всю меня без остатка. Словно ждал этого зрелища всю жизнь.
Блузка упала на пол. Он притянул меня к себе, обнял, прижимая к грубой шероховатой ткани пиджака. Я застонала: кожа успела стать чувствительной, словно истончилась под его ласками, практически обнажив скрытые под ней нервы. Прикосновение было грубым и почти болезненным – но не менее желанным от этого.
Он сорвал с себя пиджак, отбросил куда-то в сторону. Отправил вслед за ним галстук и рубашку. И вот между нами уже не осталось преград – кроме тонкого кружева бюстгальтера. Адам снова притянул меня к себе, и я вскрикнула: его кожа была так горяча, словно под ней пылал огонь. Меня всегда смущал и пугал этот взгляд. Он будил во мне что-то странное, что-то, чего я до сих пор не чувствовала. Словно часть меня спала все эти годы и только его ласки смогли пробудить ее.
Я чувствовала на своих губах его дыхание. Нервное, взволнованное, горячее. Мне достаточно было приблизиться к нему совсем чуть-чуть – и мы снова сольемся в поцелуе.
Ладони сминали мою грудь, заставляли соски набухнуть. Они сейчас были так чувствительны, что на любое прикосновение отвечали искорками боли… и наслаждения. Я вскрикнула, и этот крик словно стал сигналом для Адама. Он наклонился и вобрал губами сосок вместе с тонким кружевом. Я охнула и зарылась пальцами в его волосы. Ноги внезапно стали ватными. Я бы упала, если б он не подхватил меня, не донес до постели.
Прикосновение простыней снова вызвало стон. Я пылала, горела, и только он мог погасить этот огонь. Только тот, кто его зажег.
Его пальцы нашли застежку лифчика. Еще мгновение – и он отлетел в сторону. Я шумно выдохнула: грудь стала настолько чувствительной, что даже прикосновение почти невесомого, тонкого кружева вызывало боль. Я чувствую благодарность к Адаму за то, что он спас меня от этой муки. Но набухшие соски тут же снова попадают в плен – на этот раз его губ и рук.
Пальцы ласкали, выкручивали соски – так сладостно-больно, так мучительно… Я вскрикнула, чувствуя, как растет напряжение внизу живота… Я не выдержу, я просто взорвусь от этой муки!
– Адам, пожалуйста… – слова сами срываются с моих губ.
– Пожалуйста… что? Ты хочешь, чтобы я остановился?..
Горячее дыхание обожгло ухо. Низкий, бархатный голос словно тоже ласкает меня. Это так чувственно, так пронзительно, что до меня не сразу дошел смысл его слов. Остановиться? Стоило представить это, и я снова застонала.
– Нет! Не останавливайся…
Низкий смешок. От него по коже пробежала волна мурашек. А руки Адама уже спустились ниже, скользнули по животу. Боже… Я просто плавлюсь от его прикосновений.
– Ты этого хочешь, дорогая?
– Да-а-а…
Короткое слово превратилось в новый стон, когда он начал гладить нежную кожу на внутренней стороне бедер.
– Или этого?
Палец раздвинул нежные складочки, проник внутрь, и я вскрикнула от острого, пронзительного удовольствия.
– Возьми меня… Я не могу больше…
Его не нужно упрашивать. Тяжесть сильного мужского тела вдавила меня в простыни. Он больше не дразнил меня, не играл со мной.
Вошел одним сильным, глубоким толчком. Пронзил меня. Я вскрикнула и обхватила его бедра своими. Да! Это именно то, чего я хотела. Он огромен, и вместе с удовольствием пришла и тягучая, сладкая боль. Но я жаждала и ее. Я хотела получить все, что он может мне предложить. Его грубость. Его страсть. Его силу.
Он на мгновение замер во мне. Глаза полузакрыты. На губах – обычная самоуверенная полуулыбка. Я обхватила его плечи, и он резко наклонился, впился в мои губы, смял их своими. Дерзкий язык проник в мой рот так же, как член врывался в меня там, внизу. Глубокий, жадный поцелуй… Словно подтверждающий его власть надо мной.
Адам входил в меня резко, глубоко, заставляя раз за разом выдыхать стоны прямо в его губы. Трахал меня с первобытной яростью, глядя мне прямо в глаза. Пламя в его взгляде пугало и завораживало… Я словно видела ту тонкую грань, что разделяет человека и живущего в нем дикого зверя. Яростного и опасного. И прекрасного в своей дикой ярости.
Пальцы Адама впились в мои бедра так, что наверняка останутся следы. Но сейчас меня это не беспокоило. Ничто не беспокоило. Все стирала тяжелая теплая волна, зародившаяся в самом низу живота и медленно, неотвратимо распространяющаяся по моему телу. Горячая волна, точно раскаленная лава, точно жидкий огонь. Я выгнулась дугой, когда она захлестнула меня полностью, растворив реальность в ослепительной вспышке оргазма.
Эпилог
Адам появился в моей комнате ровно в восемь. Минута в минуту. Он никогда не торопится и не опаздывает. Точный, надежный… Именно такой, какого я жаждала всегда, не догадываясь об этом.
Я встала с кресла, делая несколько шагов ему навстречу. Но он знаком потребовал чтобы я остановилась.
– Сними это.
Тонкий пеньюар упал на пол. Тот самый, который был на мне, когда Адам впервые ко мне пришел. Больше на мне нет ничего – зачем стеснять тело лишней одеждой?
Я заметила в его руке моток веревки – и по телу пробежала дрожь нетерпения.
– На колени!
Я послушно опустилась на ковер. Он медленно обошел меня, легко касаясь щеки пальцами… Художник, изучающий
