снег и плохое настроение. Правда, после чудесного супа и отменного стейка с поджаренной до золотистой корочки картошкой настроение улучшилось. Да и Чех перестал смотреть загадочно и покровительственно. Руслан слегка расслабился. Несмотря на то, что отец Руслана был богаче и влиятельнее Эммануила Чехлянца, сам Скрипка-младший… В общем, пока ещё до уровня ни того, ни другого не дорос. И пусть он уже был в бизнесе не последним человеком, но прекрасно понимал, что есть те, у кого ещё можно учиться и учиться.
– Значит, Айда-а-ар, – задумчиво протянул Руслан. – А что же ты его так отпускаешь?
– Я не отпускаю, – поправил Чех, – я даю своим сотрудникам возможность развиваться.
– От такого благородства можно зарыдать.
Собеседник чуть улыбнулся уголками губ, а потом сделал вид, что крайне увлечён обмакиванием мяса в гранатовый соус.
– У меня с собой есть платок, – сказал он, понизив голос до шёпота, заставляющего мурашки бежать по спине. – С ручной вышивкой, которую делала невинная дева при свете звёзд и луны. А ещё она пела… Песнь на бесконечные слёзы партнёров по бизнесу.
Руслан снова закатил глаза. Кажется, сегодня это действие – гвоздь сезона. Ну а что? Почему нет-то? Только вот у Чеха и правда своеобразное чувство юмора. Вряд ли позавидуешь той, кто станет его избранницей. Кстати…
– Слушай, а это правда, что ты надолго уезжаешь во Францию?
– Не дождётесь, – фыркнул Чех, аккуратно отрывая кусочек от свежайшего лаваша. – Я там, конечно, побуду. Но «надолго»… Вас кто-то обманул, Руслан Витальевич.
И только по смешинкам в карих глазах можно было догадаться, что Чех несколько лукавит. Правда, не сказать, что откровенно лжёт. Он слишком… фанат своей Одессы. Поэтому вряд ли его привлечёт заграничная жизнь. К тому же Чех уже в том возрасте, когда прекрасно понимаешь, что хорошо только там, где есть ты, а не наоборот.
– Как отец? – перевёл он разговор.
Руслан качнул головой.
– Слаб. Но уже идёт на поправку. Обещал, что ещё устроит нам с Марианной курс молодого бойца.
Чех тихо рассмеялся.
– Это правильно. Опыт старших никогда не бывает лишним. Если бы ваш Райский-Энгель сразу послушал мудрых людей, теперь не сидел бы в такой ситуации.
Ну да, было кое-что. Отец предлагал ему тогда неплохие условия, но речь о должности начальника фирмы в то время не шла. Райский-Энгель захотел сразу и всё. И сам согласился на то, что многие бы отвергли.
– Слушай. Ну ты уже понял, что я ничего не продам, – наконец сказал Руслан. – Но согласен дать «Раэну» шанс. И, может быть, мы сумеем договориться с твоим Айдаром.
Чех чуть склонил голову к плечу. Руслан почувствовал, что на него смотрят с одобрением. Хотя нет, наверное, показалось. Ладно, как бы ни смотрели, он всё равно спросит. И спросил:
– Скажи, а кроме желания помочь Айдару и поэкспериментировать с Заграевым, в чем ещё кроется интерес к «Раэну»?
Чех хмыкнул:
– Умный мальчик. Так твоему отцу и скажу. Видишь ли, Руслан, – мягко сказал он. – Мне нужно сделать подарок моей будущей жене…
* * *
Я нервничала. Только так, как может нервничать женщина, которой назначили через час свидание, а ей нечего надеть. И не на что. И… и вообще!
После работы я шла, замотавшись в шарф, подняв воротник и натянув шапку чуть ли не до носа. Настрой имела потрясающе отвратительный. Плюс страстное желание прийти, поесть и завалиться на диван. При этом под бок можно взять Сёмочку и поныть в плечо Олегу. Он, конечно, уже вышел на работу и поэтому устает, но сестру выслушает всегда. И тётю Сару – тоже. Правда, та сейчас была полностью увлечена Артуром Заграевым, Полковником (нет, не в отставке, это его прозвище в байк-клубе) и просто невероятным мужчиной. Как она выразилась: «Сейчас мне нужно не мужское плечо, а что-то другое». И хотя обычно в таких случаях подразумевается кошелек, но энное время тётя Сара будет настроена очень романтично, поэтому одним кошельком харизматичный Заграев не отделается.
Но… мой тихий вечер, полный страдашек и домашних кексиков с кремом, накрылся медным тазом. Потому что вдруг позвонил Эммануил и сказал, что хочет меня видеть. Конечно, сказал очень культурно, давая возможность сделать выбор самой. Но в то же время я прекрасно чувствовала, что выбор может быть исключительно в сторону: «И каков же будет ваш положительный ответ?»
Поэтому я теперь носилась по комнате, примеряя платья и пытаясь определиться, что выбрать. Как назло, всё не подходило. Не нравилось. Не сидело. Не стоя… Так, не об этом сейчас.
Олег со спокойствием удава наблюдал за моими метаниями и, главное, вовремя убирал ноги, когда я, рискуя грохнуться носом, летела к шкафу за новой вещью.
– Может, в костюме Евы? – предложил он, зевнув в кулак и снова уставившись в телефон.
– Очень остроумно! – вспыхнула я, откинув со лба упавшие на лицо волосы.
Это не особо помогло, учитывая, что я стояла пятой точкой вверх и в усиленном темпе пыталась отыскать в нижнем ящике туалетного столика нужные украшения.
– Моё дело – предложить, – ни капли не расстроился Олег. – И вообще, ты же сейчас соберешься на двадцать минут раньше, сядешь на диван и ещё выйдешь спустя полчаса после назначенного времени, потому что «девушка-должна-опаздывать».
– Девушка должна опаздывать, – заявила вошедшая в комнату тётя Сара, вытирая полотенцем здоровенную овальную тарелку в цветочек. – Иначе это черт-те что, а не девушка.
Олег поднял руки.
– Сдаюсь. Не смею пререкаться, о моя госпожа.
– Твоя-твоя, – не стала возражать тётя Сара. – Иди уже, поужинай нормально, а то смотреть сил нет. Весь белый, худой и несчастный.
– Ну, черным я не могу быть по определению, толстым не желаю, а счастливым… Тут можно подумать, – отшутился он, поднимаясь с дивана.
– Иди-иди, – фыркнула тётя Сара. – Борщ на плите, черный хлеб и нарезанное сало на столе, сметанка в холодильнике.
Он тихо рассмеялся, чмокнул тётушку в щеку и вышел, прихватив под мышку Сёму, который уже готов был к употреблению пищи.
Тётя Сара проводила их взглядом и сокрушённо покачала головой.
– Эти мужчины! Абсолютно не приспособленные к жизни существа, которые об этом даже не подозревают.
Я с трудом сдержалась, чтобы не захихикать, но сказала:
– Ну да, но ведь они про нас думают то же самое.
Тётя Сара задумчиво осмотрела блюдо со всех сторон и закинула полотенце себе на плечо.
– Что они могут думать, девочка моя? Они выходят из нашей матки, и это событие их так потрясает на всю оставшуюся жизнь, что они начинают молоть чепуху и в неё же верить.
Да, хорошо, когда
