Она так смотрит на меня, что я не могу отказать.
— Конечно! Сейчас схожу, поговорю с Валерием Евгеньевичем. Уверен, что разрешит.
На самом деле, я не уверен, что разрешит, но если откажет, придумаю что-нибудь. Заплачу охраннику и прошмыгну после отбоя, в конце концов. Всё ради неё. Чтоб Нара держалась, приходится так много врать и выкручиваться. Валерий Евгеньевич сказал, что ее нужно беречь от потрясений. Проблема в том, что я уже и не знаю, как объяснить, почему Светлана даже не позвонила. Выкручиваюсь, как могу, но она не будет долго верить в мои глупые оправдания. А еще Надя. Уже три недели, как похоронили, а Нара всё спрашивает, как она. Я сказал, что ее транспортировали в другой город и там лечат.
Я подхватываю Нару на руки, и мы стоим так ещё какое-то время. Руками чувствую, как сильно она истаяла: аппетита нет, и приходится постоянно уговаривать хотя бы выпить протеиновый коктейль. Она прижимается ко мне, и сердце ускоряет ритм. Несмотря на все сложности, я счастлив. Просто потому, что она жива.
— Ты устала?
— Немного.
Я укладываю ее на кровать и укрываю ноги одеялом. Не хочет смотреть на них.
— Я сейчас к Валерию Евгеньевичу сбегаю и вернусь, хорошо?
— Хорошо, — кивает она.
Быстро иду по коридору, кивая медсестрам, которые заступают на ночную смену.
Заглядываю в ординаторскую. Валерий Евгеньевич играет с коллегой в домино.
— Что-то случилось, Руслан?
— Нет, но мне нужно с вами поговорить.
— Говорите. Я пойду перекурю, — говорит сгорбленный седой старичок в зеленой робе и выходит.
— Садись. Чай будешь?
— Нет, спасибо. У меня просьба к вам, — говорю я, игнорируя предложенный стул.
— Что у тебя?
— Можно я с ней на ночь останусь?
— Ты же знаешь, что нельзя в реанимации надолго оставаться. Ты и так с ней весь день торчишь. Как переведем в палату, хоть живи с ней. Сейчас нельзя.
— Прошу вас, мне очень надо. Ей надо. Я заплачу, если надо.
— Руслан, не надо денег, — кладет руку мне на плечо. — Ладно, Ромео и Джульетта, вы наши, договорюсь! Но это первый и последний раз, и то, потому что ты на неё хорошо влияешь. И Наре есть надо лучше. Проследи, чтоб от завтрака опять не отказалась.
— Я прослежу! — обещаю я, не зная, как его благодарить. — Спасибо вам огромное!
— И еще одно! Кури поменьше, а то постоянно вижу тебя на лестнице. Жизнь долгая, а это далеко не полезная привычка.
— Неважно, главное, чтоб она в порядке была, — отмахиваюсь я.
— Ты не прав, Руслан. Ты должен заботиться о себе, потому что благополучие Нары зависит от тебя. Она же никому не нужна, кроме тебя.
— Я понимаю! — Я вновь глубоко тронут заботой этого исключительного человека, который стал нам с ней почти, как отец. — Обещаю, что реже буду дымить. Еще раз спасибо.
Выхожу из ординаторской и чувствую вибрацию телефона в кармане. Номер незнакомый.
— Да.
— Руслан, Русланчик, — кричит в истерике женский голос, который я не сразу узнаю. — Это Света. Что с Нарой?
— Ну, наконец-то! — произношу я вслух, чувствуя небывалое облегчение. — Она жива, но сильно травмирована.
— Руслан, насколько всё серьезно?
— Очень серьезно, — отвечаю, как есть. — Вы ей нужны.
— У меня серьезная угроза преждевременных родов. Врачи не разрешают даже вставать. Прошу тебя, дай ей трубку. Она же может говорить?
— Я сейчас дойду до палаты и дам, — обещаю я.
— Спасибо тебе! — плачет она, а потом в трубке начинается какая-то возня, и доносятся приглушенные крики. Еще секунда, и на меня, как ушат грязи, выливается его брань: — Руслан, мать твою, что ты творишь? Совсем спятил? Я же просил Свете ничего не рассказывать!
— Она ее мать и имеет право знать! — отбиваюсь я.
— Ты моих детей под удар ставишь!
— Нара — тоже ее ребенок, и ей сейчас Светлана нужна, как никогда!
— Что вы все носитесь с этой никчемной девчонкой? От нее одни неприятности!
— Как ты смеешь так про неё говорить? — закипаю я. Первый раз в жизни чувствую такую злость и горечь.
— Смею! Ты хоть понимаешь, что наделал, когда Кристинку бросил ради Нары своей? Ее папа на такой должности сидит, что может мою карьеру в порошок стереть. Этим и занят сейчас! Мало мне было этого, так теперь из-за неё у Светы чуть преждевременные роды не начались. Неужели ты думаешь, что я ее отпущу еле живую лететь в другую страну, чтоб она у постели капризной девчонки посидела?
— Она же ее дочь!
— Она уже отрезанный ломоть. Хватит того, что ты прыгаешь над ней, как заведенный!
— Как ты можешь быть таким жестоким? Как я много лет не замечал, что мой отец — монстр?
— Нет, Русланчик, это просто ты у меня слишком мягкотелый и позволяешь девчонке без будущего крутить собой.
— Я тебя знать не хочу. Ты мне больше не отец! — кричу я так громко, что все отложили свои дела и смотрят на меня как на цирковую мартышку.
— Ты еще приползешь и будешь прошенье просить за эти слова, когда поймешь, что жизнь с инвалидом — не сахар! Когда она из тебя все соки выпьет и изведет вечными истериками. Она Свете-то постоянно нервы трепала, а сейчас станет только хуже. Ты с ней стал совсем неуправляемым!
— Я очень сочувствую Светлане и ее детям!
Сбрасываю вызов и выключаю телефон. Пытаюсь прийти в себя. Нельзя к Наре с таким лицом возвращаться. И оставлять ее одну надолго тоже нельзя.
Умываюсь в туалете холодной водой
