Марина хохотала, ей было весело. А я плотно сидела на её крючке. Да и боялась, если честно. Ей ничего не стоило бы меня убить. Да-да! Сбросить с обрыва, например. Она много раз грозилась это сделать.
— Почему ты не рассказала родителям?
— Мне бы никто не поверил. В глазах мамы и папы Мариночка была святой — послушной отличницей, а я отпетой лгуньей. Сестра выставляла меня в невыгодном свете, даже по пустякам. Все свои косяки спихивала на меня, и мне прилетало от родителей. Она была любимой дочерью, а я так… никто.
— Мы поняли, что она — чудовище, — кивает Андрей. — Но давай ближе к детям. Что она сделала?
— Марина была одержима Климом и хотела от него ребенка.
— И она его получила, верно?
— Да. Теперь ради сына она готова на всё! И если Клим попытается забрать Кирюшу, то… Она его убьет.
Меня окатывает ледяным душем. Наверняка, Клим попытается с ней связаться и взглянуть на ребенка. Увидев очевидное сходство, он в первую очередь подумает о подмене детей и захочет забрать своего сына. Что он сказал мне в последнюю встречу? Что вернет нашего ребенка!
А если эта психопатка набросится на него??
Несмотря на то, что он виноват передо мной, это не отменяет того факта, что он мой родной человек. Отец моих детей.
* * *
Клим
Место, где прячется стерва Марина, я узнал быстро. Небольшая деревушка в 30-ти километрах от города. Здесь бабка её жила.
Спросил у местного жителя, где дом, принадлежащий семье Пархоменко, и он любезно меня проводил. Взамен обрадовал дядьку пятисоткой. Надо было видеть, с какой скоростью он ломанулся в местный магазинчик!
Так быстро за хлебом не бегают. Значит, за опохмелом.
Стемнело. В окне горит свет. За плотной занавеской ничего не рассмотреть. Стучать или вломиться самому? Что-то мне подсказывает, по-хорошему Марина не захочет.
Значит, будем красться.
Перемахнул за забор, зацепился о гвоздь и разодрал штанину. Мелочи!
Во дворе собаки нет. Это отлично.
Надеюсь, не ошибся домом, иначе меня примут за вора и отметелят.
Под ногой хрустнула ветка, и я насторожился. В доме резко погас свет. Не рано ли для отхождения ко сну?
Дверь заперта, и я двинулся в сарайчик, чтобы найди что-нибудь вроде инструмента. Почувствую себя домушником!
Окидываю взглядом инвентарь и… получаю удар по голове. По ощущениям кирпичом.
Падаю ничком с одной только мыслью: выжить бы…
Регина
— Алла, пожалуйста, расскажи нам всё!
Почувствовав жалость к этой женщине, я подошла к ней и взяла её за руки. Они у неё такие ледяные. Бедная, бедная! Сестра всю жизнь над ней издевалась и унижала, а она не могла пожаловаться никому.
— Как я уже сказала, — говорит Алла безэмоционально, — Марина была помешана на Климе. Она даже хотела убить тебя, — усмехается грустно. — Но не было возможности. Ты всегда была дома, под присмотром домашних работников.
— Это правда, — киваю. — Хотя я иногда выезжала в город.
— Ты делала это без какой-либо системы, поэтому Марине было трудно тебя подловить. Не сидеть же целыми днями в засаде на перекрестке. Клим мог бы заметить её.
— Значит, мне страшно повезло. И я осталась жива, — грустно улыбаюсь.
— Тогда сестра решила родить от Клима малыша. Её подруга работала в той клинике, где вы делали процедуру. И Марина часто её замещала, поэтому чувствовала себя свободно в медучреждении и владела разной информацией. Она решила похитить сперму Колесникова.
— Но зачем?
— Чтобы оплодотворить себя. Точнее свою яйцеклетку. У нее были заморожены две. Сама Марина не смогла бы выносить. У нее очень маленькая матка. Дефект.
— И тогда врачи сделал эмбриона в пробирке! — осеняет Милованова. — Которого имплантировали тебе, Алла.
— Да, Марина меня использовала, как инкубатор. Времени на подготовку к ЭКО было мало, поэтому врач накачивал меня гормонами в ущерб моему здоровью.
По щеке Аллы катится соленый ручеек.
— А как же я? Чей материал влили мне, когда сперма моего мужа была похищена?
Хотя, можно было и не спрашивать. Но почему Милованова? В чем смысл подставы?
— Здесь произошла случайность, — отвечает Алла. — Марина схватила первую попавшуюся банку со спермой. Они все были только с номером, без фамилий. Как оказалось, она принадлежала Андрею.
Сажусь и обхватываю голову руками. Нет слов, какая тварина! По ее милости мне влили чужую сперму, вообще рандомного мужика! Сто процентов потом бы Марина стала намекать Климу, что ребенок не от него и надоумила бы его сдать анализ ДНК, который, конечно же, показал бы 0 % отцовства! Он бы бросил меня, обвинив в измене, и ушел к ней! Ведь у нее растет сыночек от любимого.
— Я родила Кирюху на 7 месяце беременности. Думала, не выживет. После таких махинаций даже странно, что ребенок родился здоровым, хотя и раньше срока. Но оказалось, он не совсем здоров…
— Что с ребенком? — спрашиваю пересохшими губами.
— У него очень низкий гемоглобин. Врач советует сделать переливание крови, но у него редкая 4 отрицательная группа.
— Как у Клима!
— Да, только он может стать его донором.
— Где сейчас Марина?
— В деревне. Там у нас дом развалюха, от бабки достался. Там сидит. От Клима прячется или наоборот — заманивает его в ловушку.
Я холодею от этих слов. Надо ехать! Нельзя терять время.
— Значит, Никита все-таки мой сын, — кивает Андрей. — Я это чувствовал — особую связь с ним.
— Андрей, мы должны немедленно поехать в тот дом, — хватаю Милованова за локоть. — Алла, ты покажешь дорогу?
— Покажу, если вы накажете Марину за все, что она сделала! — выплевывает с ненавистью.
— Наказать её можешь только ты, — возражает Милованов.
— У меня не хватит смелости, — мотает головой Алла и всхлипывает.
— Мы тебе поможем, — крепко стискиваю ее хрупкое плечо. — Обязательно заставим ответить гадину за всё, и она получит по заслугам.
Выходим из дома втроем и садимся в машину. Как назло, Андрей замечает спущенное колесо и меняет на запасное. Это занимает время. И я сижу как на иголках.
А вдруг моему мужу грозит опасность? На что эта сука способна? Она ведь… любила его.
* * *
Клим
Очнулся. Пытаюсь понять, где я, черт побери, нахожусь. Голова болит нещадно. Кто меня так сильно приложил?
Ахаю и пытаюсь встать. Перед глазами образуются красные круги.
А некуда вставать. Я сижу на стуле, более того, привязан к нему за руки и за ноги. Еще и без штанов, но благо — в трусняках! Не хотелось бы светить голыми яйцами не пойми перед
