Алка, делают моё лицо похожим на куриную жопку, а вот улыбка — это другое.
Сейчас я пытаюсь обезоружить Рому как раз этим самым приёмом. До такой степени, что начинает сводить щёки.
— Не совсем понимаю тебя, Лена, — осторожно произносит Дроздов, пытаясь отодрать мою руку от себя.
— Да чего тут непонятного? — искренне удивляюсь. — У тебя девушка есть? Или ты весь в работе?
Склоняюсь ко второму варианту. До сегодняшнего утра я вообще не думала о его жизни и напрочь забыла о его существовании. Нам обоим было не по себе после того свидания на первом курсе. Мне мерзко, что я поддалась на провокации Аллы и позвала на встречу вечно краснеющего при моем появлении парня, да ещё и полезла целоваться в конце. Боже. Где были мои мозги?
Дроздов пытается обогнуть меня по дуге, но я намертво вцепилась в его руку и продолжаю напирать и теснить оторопевшего Рому к стене.
— Нет. И я никого не ищу, — он отчаянно сопротивляется моему напору. — Какого хрена ты творишь, Лена?
Мое имя он произносит с особой интонацией. Словно оно ядовитое и доставляет ему физическую боль, от которой кривится рот. Зависаю на его пухлых губах, волевом подбородке с небольшой ямочкой по центру и светлой щетиной.
— Отлично. А я вот ищу. Мужа, — говорю, улыбаясь.
— Причем тут я, Канарейкина? — понизив голос до шёпота вкрадчиво интересуется парень. — Совсем с ума сошла?
— Ты идеальный кандидат, — гну своё. — Мы давно знакомы. Ты положительный. Работящий. Сплошные плюсы.
— Совсем не спала, пока диплом свой писала? Кофе перепила? Энергетиков? Или под чем ты там, Лена?
На его лице написан полный скепсис. Брови, всё это время медленно ползущие вверх, кажется вот‑вот достигнут корней волос. При этом смотрит он на меня и правда как на сумасшедшую. Наверное, я веду себя не очень адекватно, повиснув на его предплечье и стараясь удержать на месте эту скалу из тестостерона. Внезапно осознаю, что на ощупь Рома очень даже ничего. Трогать его приятно. От него вкусно пахнет древесным ароматом, от которого во рту собирается слюна и мне вдруг хочется лизнуть золотистого цвета кожу на мужской шее.
Сглатываю. После фиаско с Женей парней у меня не было. Я зареклась и поставила крест на чувствах и отношениях. Не до этого было. Учёба. Маленький ребёнок. Кое‑какое время на себя. А теперь внезапно меня волнует близость Дроздова? Дожила.
Каблуки неприятно чиркают по кафелю, возвращая назад в реальность, где Дроздов‑шкаф таращится на меня с отчаянным непониманием.
— Ты совершенно не воспринимаешь меня всерьёз, Рома!
— А должен, Канарейкина? Если честно, ты меня до чёртиков пугаешь, — усмехается Роман.
— Если прекратишь пытаться от меня сбежать, я смогу всё объяснить. По‑человечески.
— Валяй, — благосклонно отвечает Рома и опершись плечом о стену, принимает напряжённо‑выжидающую позу.
— Хорошо. Спасибо. Мне предложили работу. Хорошую работу: денежную и не в нашей стране. У них свои порядки, понимаешь? Я очень хочу попасть в эту фирму. Но сегодня мне поставили условие. Либо у меня в паспорте должен быть штамп о замужестве, как и в анкете стоять галочка напротив графы семейное положение, либо они найдут более подходящего сотрудника, несмотря на то что моё портфолио их впечатляет. То, что у меня есть Зоя, только всё усложняет. Мне нужен этот долбаный штамп в паспорте, и меня устроит, если брак будет ненастоящий.
— Кто у тебя есть?
— Дочь. У меня есть дочь. Ей три года, я оставлю её здесь, со своими родителями, пока не устроюсь в Дубае, — объясняю бодро, обрадовавшись, что он перестал от меня пятиться и, кажется, впрямь заинтересовался и проникся всей ситуацией. — Вы с ней чем‑то похожи.
Оглядываю Рому с головы до ног. Цветом волос, конечно, не более. Моя Зойка рядом с ним будет казаться совсем крошкой и, скорее всего, назовет его «дядя Великан».
— Так предложи своему бывшему помочь тебе, — озвучивает очевидное Рома.
— Он уже женат. А вот ты — нет, — парирую в ответ.
— Ага, не женат и не собираюсь, Канарейкина. Удачи тебе в поисках мужа, но я пас, — поднимает вверх ладони, намекая на то, что разговор закончен.
Я буду не Лена Канарейкина, если так просто отпущу его сейчас. Ведь уже почти нащупала слабину в его обороне. Он же меня даже выслушал! А это уже кое‑что.
— Всего на год, Ромочка! Распишемся в загсе, даже кольцами обмениваться необязательно. Никакого торжества. Да никто не узнает даже, если болтать не будем. Всё будет фиктивно! Несколько семейных фотографий и один раз нужно будет приехать в Дубай для поддержания легенды. А потом мы расстанемся, тихо и мирно, без делёжки имущества и прочих судов. Расстояние убьёт нашу любовь. Я буду несколько месяцев очень страдать, но потом возьму себя в руки и начну жить дальше.
Приблизившись, я опять дотрагиваюсь до Ромы, положив на этот раз ладонь ему грудь, и доверительно заглядываю в глаза. Отчаянно пародирую кота из мультика про зелёного тролля.
Дроздов больше не дёргается от меня как от прокажённой и даже улыбается. А потом и вовсе запрокидывает голову и начинает смеяться. Громко и искренне, содрогаясь всем телом. Я тоже не могу сдержать улыбку. И легонько поглаживаю большим пальцем натянутую на его грудных мышцах белую ткань футболки.
Рома накрывает мою руку своей, моя ладошка тонет в его. Он останавливает поглаживания и легко сжимает мои пальцы. Опустив ресницы, смотрит сверху вниз.
Теперь уже он пялится на мои губы, которые тут же начинает покалывать.
— Канарейкина, да ты чума, — выдыхает заворожённо, — Давно я так не смеялся. Смотрю, основательно подготовилась. Продумала всё, да?
Скорее придумала на ходу, но зачем ему об этом знать? Поэтому я с готовностью киваю.
— Отличный план?
— Неплохой. Но мой ответ по‑прежнему — нет. Бредовей затеи не слышал и участвовать в этом не собираюсь. Извини, у меня есть куча других, более важных дел, чем играть с тобой в игру «Папа, мама, я — ненастоящая семья».
Звучит обидно. Встаю на носочки, чтобы быть к этому болвану чуточку ближе и, добравшись до его уха, грозно
