— Евгения Васильевна?
Я поднимаю слезившиеся глаза вверх и, сквозь перекошенные очки, упираюсь взглядом в полицейского, который иронично выгнул одну бровь, и держит в руках вешалку с рыжей шубой сменщицы.
— Вы решили поиграть в чудовище?
— Ага, конечно.
Охаю, пытаясь, наконец, встать и унять бешеное сердцебиение. Полицейский смотрит на меня насмешливым взглядом, и мне хочется треснуть его по лбу этой вешалкой.
— В таком случае вам это удалось. Вы выглядите… эээ… как бы вам помягче сказать… ужасающе.
Фыркаю, отодвигая стража порядка в сторону, и подхожу на ватных ногах к зеркалу, висящему на полуоблупившейся стене подсобки. Помягче? Этот вечно глумящийся надо мной мужчина обозвал меня ужасным страшилищем, и это он назвал помягче?
Отвратительный и наглый хам!
Наверняка, я выгляжу немного помятой, и это неудивительно — провела несколько ужасных минут под одуряющей вонючей шубой, но это не повод так обзывать мою милую мордашку.
Подхожу к зеркалу, и мои брови сами по себе ползут вверх — такого ужасного зрелища я ещё никогда не видела! Господи, я и не представляла, что могу так выглядеть!
Мои волосы, обычно аккуратно уложенные, стоят торчком, как иголки у рассерженного ёжика. Глаза, застланные слезами, опухли и покраснели, впрочем, как и нос — он похож на клоунский — красный и огромный. Под глазами чёрные подтёки от некачественной туши, купленной в близлежайшем магазине. Всё лицо в багровых пятнах от аллергии, как у больной ветрянкой. И в довершении всего — оторванный рукав у блузки. Видно, пока сражалась с шубой, зацепилась за что-то острое.
— О, Боже…
— Ну как? Впечатляет?
Мужчина едва сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос, и я, пылая от гнева, поворачиваюсь к нему, упирая руки в бока.
— Всё равно вы не имели права так меня оскорблять!
— И что оскорбительного я сказал?
— Вы назвали меня ужасной!
— Если вы привыкли слышать постоянные комплименты, то не обольщайтесь, не все девушки их получают и далеко не всегда. Посмотрите правде в глаза — сейчас вы далеки от идеала, Евгения Васильевна!
— А вы — просто хам, Григорий Егорович!
Полицейский в два прыжка преодолевает расстояние, разделяющее нас, и упирается в меня своим стальным, мускулистым телом. Я стою, не в силах пошевелиться, а в животе почему-то резко теплеет, как будто кто-то включил рядом обогреватель.
В воздухе витает электрический разряд, и я с ненавистью смотрю на Торопова, изо всех сил пытаясь сопротивляться его мужскому взгляду.
Чёрт побери, почему он вызывает во мне такую бурю эмоций? Вроде обычный мужчина, ничего примечательного.
Ну, накачанный, хорошо выглядит, пахнет от него приятно — бодрящим кофе вперемешку со свежим парфюмом с древесными нотками. От серо-голубых глаз веет какой-то сексуальностью, и я понимаю, что этим взглядом он наверняка свёл с ума не одну сотню женщин.
Григорий Егорович хватает меня за подбородок своей горячей шершавой ладонью, и с нажимом проводит большим пальцем по нижней губе, как бы оттопыривая её. Это непонятное властное действие парализует меня, и липкая паутина ощущений начинает окутывать с головы до ног, проникая в самое сердце.
Самое странное, что я хочу…
Хочу снова ощутить этот властный поцелуй грубо очерченных губ, ощутить жар этих огромных рук на своей талии, услышать глухие удары его сердца сквозь тонкую ткань белой блузки. Хочу и боюсь этого одновременно. Потому что Торопов — совсем не тот человек, в которого следует влюбиться, и он очень нравится Галке.
— А когда вы ползали на четвереньках по пыльному полу, это было столь волнительно. Я оценил ваш красивый упругий зад, Евгения Васильевна. Он вызвал во мне бурю сексуальных фантазий.
Бархатный, тихий шёпот окутывает меня и достигает ушей, вмиг проносясь мурашками по телу. Комплимент? Если да, то весьма сомнительный. Этот мужлан просто сказал, что был бы не прочь поразвлечься со мной, ходя при этом на свидания с моей подругой.
Наглец!
— Вам никто не говорил, Григорий Егорович, что вы — сексуальный извращенец?
— Почему?
— Желать ползающего на коленках Йети — это уже, по-моему, перебор.
Торопов улыбается одними глазами и кладёт мне на плечо свою тяжёлую горячую ладонь. Волна жара концентрируется у меня между ног и внизу живота начинает что-то покалывать. Полицейский нагибается ко мне, не сводя с моих губ своего пытливого взгляда, и я чувствую, как часто стучит моё сердце.
— По-моему, мы не окончили наш следственный эксперимент, Евгения Васильевна. Вчера вы слишком поспешно сбежали.
Я сглатываю комок, стоящий в горле, и прикрываю глаза трепещущими от напряжения ресницами. Чёрт с ним, пусть проводит свой эксперимент. Я хочу ещё раз это почувствовать. Сердце сладко сжимается в ожидании поцелуя, и я выдыхаю.
Глава 21
— Гриш, ну что там?
Зычный голос напарницы раздаётся совсем рядом, и дверь в подсобку тут же распахивается. Я отпрыгиваю от полицейского на метр назад, и испуганно оборачиваюсь к зеркалу, чтобы вновь осмотреть свою перекошенную мордашку, заливаясь при этом румянцем.
Торопов остаётся стоять на месте, и, кидая напряжённый взгляд в зеркало я вижу, как он нервно поправляет член под брюками. Сглатываю слюну, таращась на весьма выдающееся мужское достоинство, отчётливо проглядывающее под тонкой тканью.
Господи, что же я за подруга?
Галя мечтает заманить этого капитана в свои сети, и я не должна поддаваться искушению. Нет, для начала я должна выяснить, как прошло их свидание и какие планы у Гали на этого наглеца. Я не имею права вставать между ними.
— Ничего сверхъестественного, Галина. Это чудовище, которое должно всех сожрать в этом зале — всего лишь твоя подруга.
Григорий Егорович расплывается в довольной улыбке, откидывая каштановую прядь волос со лба.
Я чуть не задыхаюсь от нахлынувшей на меня обиды.
Что? Я теперь ещё и чудовище? Боже, да я миниатюрная девушка! Если бы Тине пришло в голову включить свет в подсобке, то ничего подобного бы не произошло!
Она сама виновата!
Господи, а я чуть не поцеловалась с Тороповым! Какой же он мерзкий тип, постоянно хамит и издевается надо мной, в то же время, вызывая внутри меня какие-то возбуждающие ощущения.
Надо держаться от него подальше.
Галя хлопает себя ладонью по пышному бедру, обтянутому тонкими чёрными брючками и щёлкает выключателем, тотчас зажигая в подсобке верхний яркий свет лампы.
— О, Женька! Ты чего Вальку до икоты напугала? Она так рванула из подсобки, вопя дурниной, что чуть всех клиентов не распугала, идиотка.
— Блин, так получилось. Я не хотела.
— Хорошо ещё, что клиентов в зале почти не было. Пришлось их успокоить, что наша Тина — умалишённая.
— Поверили?
— Как тут не поверить? Ну, уж в ужасающе страшную гориллу, способную всех сожрать с потрохами они точно не поверили.
— Повезло.
Поворачиваюсь к подруге и устало пожимаю плечами. Галина смотрит на меня, не мигая, а затем расплывается в глупой улыбке, осматривая меня с головы до ног.
— Хотя тут немудрено испугаться. Я могу понять Валечку. Ладно, беги в туалет, умойся и причешись. И что у тебя с лицом? Почему оно всё в пятнах?
— Аллергия началась от вонючей шубы Тины. Сейчас выпью антигистаминного, и буду в форме, не переживай.
— Хорошо, а то в зале полно народу, я одна не справлюсь со всеми посетителями.
Я хлопаю напарницу по плечу, и уношусь из подсобки, даже не удостоив Торопова взглядом. Очень надеюсь, что когда я вернусь на своё рабочее место, этого напыщенного болвана здесь уже не будет.
Иначе — я просто не смогу работать. Ведь отчего-то Григорий Егорович вызывает во мне разливающееся по телу чувство непонятного жгучего желания.
Стою у раковины и продолжаю плескать прохладной водой на свои пылающие щёки. В голове витают разнообразные мысли, кружась надо мной, словно рой жужжащих диких пчёл.
