позолоченных светлячков, и не сосчитать. Здесь звезды яркие и низкие. Мерцают, как новогодняя гирлянда. Кажется, только встань на носочки, протяни руку… И вот же они!
– Сколько времени? – догнала я Долгих. Оставив машину на станции, мы отправились в небольшое придорожное кафе с неоновой мигающей вывеской «Еда и ночлег. 24 часа». Миновали несколько припаркованных фур.
– Первый час ночи.
– Обалдеть! Во сколько же мы приедем домой?
– Сказали, что ремонт много времени не займет, – виновато проговорил Паша.
– Мама потеряет. Тут еще телефон не ловит…
Мы зашли в кафе, в котором в этот час никого не было. На входе звякнул колокольчик. Спустя минуту к прилавку подошел заспанный парень. Он разогрел нам два гамбургера и протянул две газировки в жестяных банках. Мы с Пашей сели за столик у окна. Накинулись на еду, словно не ели несколько суток.
– Прямо из книги о вкусной и здоровой пище, – смеясь, проговорила я.
– Сто лет не ел бургеры, – ответил Пашка с полным ртом.
– Шацкая бы этого не одобрила, – подмигнула я. Затем показала большой палец и опустила его вниз. – Отстой, Павлуша!
– Да уж, – улыбнулся Долгих, – в последний раз, когда мы с Улей встречались…
– …Грызли сельдерей?
– Нет. В одном очень даже симпатичном кафе ели вегетарианскую «селедку» под шубой.
– Селедку? – удивилась я.
– Только вместо рыбы там была морская капуста, – уточнил Пашка.
– Бе! – засмеялась я. – Ты жевал водоросли?
Пашка молча потянулся за газировкой. Протянул вторую мне.
– Сладкие напитки из холодильника в жестяных банках, – проговорила я, прислонив к щеке ледяную газировку. – Как на пляже… Скоро будем дома.
– На счет «три»? – спросил Пашка, готовясь дернуть колечко на банке.
– Раз…
– Два! Три!
«Пш-ш-ш» – зашипел газированный напиток. Мы чокнулись.
– Чин-чин! – проговорила я. – За предстоящие каникулы дома. Помнишь, как после школьного выпускного мы все пошли ночью на море, а потом я утащила твою одежду?
– После этого я тебе особо не доверяю, Ковалева, – сообщил Пашка.
– Да ладно! – захохотала я. – Ведь тебя же кто-то из наших сфотографировал. Когда ты из воды долго не вылезал. У тебя там глаза от вспышки горят, как у енота.
Пашка, склонив голову, негромко рассмеялся. Я жевала бургеры и время от времени посматривала на Долгих. Свет от голубой неоновой вывески падал на лицо друга, оставляя на щеках тень от длинных ресниц. Я невольно залюбовалась Пашей, а потом поспешно отвела взгляд.
Долгих, сидя напротив, тоже молча с улыбкой наблюдал за тем, как я ем.
– Ты смешно жуешь, – сказал наконец друг, – щечки, как у Спанч Боба.
– Да иди ты! – смертельно оскорбилась я.
Когда мы выходили из придорожного кафе, я придержала дверь, пропуская Долгих вместе с моей переноской. Поравнявшись, Пашка внезапно поцеловал меня в висок.
– Ты чего? – удивилась я точно так же, как несколько часов назад удивился Паша…
Долгих несколько секунд молчал, глядя мне в глаза, а затем сказал:
– Спасибо, что придержала дверь.
– Не за что, – негромко проговорила я. И сверчки затрещали громче, и звезды замигали ярче, и голова закружилась отчаяннее…
…К родному городу мы подъехали рано утром. Встречал нас уже знакомый морковный рассвет. Не доезжая до развилки, Пашка остановился на обочине узкой извилистой дороги.
– Опять сломалась? – ужаснулась я.
Долгих покачал головой и первым вышел из машины. Я поспешно вылезла следом. Отсюда, из-за растрескавшихся скал, которые упирались в оранжевое небо, виднелось неспокойное утреннее море. Мое море. Я будто слышала шум далеких свинцовых волн… Мы с Пашей восхищенно переглянулись. Разговаривать в такой момент не хотелось.
Теперь казалось, что все плохое осталось позади. Как у Бродского. Нет проблем, всех печалей, троек в зачетке, неразделенной большой любви… И все же я вспомнила про Ульяну. Было тревожно. Во что вляпалась наша идеальная девочка?
Тогда я надеялась: обойдется, ведь это было там, в загазованном душном городе-миллионнике. Но, как позже оказалось, Шацкая умудрилась прихватить с собой свои злоключения…
Глава девятая
К хорошему привыкаешь быстро. К утренним пробежкам по набережной, к горному воздуху, к шороху накатывающих волн, к маминым вкусным завтракам, обедам и ужинам… И ничего не может испортить тебе летние каникулы. Ни раскаленный зной, ни поливка огорода, ни толпы шумных отдыхающих на улицах города…
Ледяная колодезная вода расплескалась из лейки на голые загорелые ноги… Господи, как хорошо!
– Почему ты мне до сих пор ничего не рассказала об Ульяне Шацкой? – спросила я у мамы, которая в это время срезала с клумбы цветы.
Как бы я ни гнала от себя мысли об Уле и таинственном Матвее, почти каждую ночь после приезда думала о том, что они с тем парнем делали в заброшенном гараже. А может, у них там просто были свидания? Но почему в таком странном месте? И какая здесь опасность? В конце концов, почему в эту субботу Уля ходила с Пашей в наш небольшой кинотеатр? Да-да, Долгих не терял надежды завоевать сердце Белоснежки. Что меня все-таки расстраивало. Поливка огорода каникулы не портит, а вот ревность – пожалуйста.
– А что о ней говорить? – удивилась мама. – Я в отпуске, с Ларой давно не созванивалась…
– Замуж она еще не собирается? – спросила я будто между делом.
– Кто? Улечка? – Мама расхохоталась. – Нет, конечно. Только после учебы. И за кого? За твоего балбеса Долгих, что ли? Видела я их тут на набережной.
– Да-да, ты мне это уже говорила. Но почему это он балбес? – оскорбилась я за Пашку.
– Ой, не знаю. Несерьезный парень. Остепенился бы уже. Может, с Улей и остепенится?
– Не хотелось бы, – буркнула я, резко вылив воду на грядку.
– Поля, ну куда? – возмутилась мама. – Погубишь все!
Долгих пропадал несколько дней, поэтому я удивилась, когда мама вдруг перестала на меня ворчать и приветливо прокричала:
– Ой, а мы только о тебе говорили, Паш!
Я обернулась. Друг стоял