тонкий халат, который порядком возненавидела за эти два дня, что меня тут держали.
Вместо ответа Аверьянов завел вторую мою руку за спину и пристегнул тоже. Я ощутила себя неприятно беспомощной рядом с этим… Этим…
– Сволочь ты Лев.
– Приятно слышать, что ты хоть в чем-то искренна. Не думал, что мне выпадет такое счастье.
Прикусила язык, чтобы не сорваться и пошла по коридору рядом с конвоиром, который кажется наслаждался положением.
В лифт вошли в молчании, но я снова не сдержалась.
– Скажи, сколько тебе пообещали за голову Глеба? Неужели я мало предлагала?
– Не все в этом мире решается взятками.
– В мире все и всегда продается! – ответила уверенно и снова повернулась к Аверьянову. Впилась в него прямым немигающим.
– В таком случае, скажи, сколько стоит твое сердце, Настя? – склонился ко мне, и безжалостно до боли спросил. – Озвучь таксу…
– Тебе не потянуть, полковник, – огрызнулась, едва не коснувшись его губ своими. Оскалилась. – Не потянуть!
Скользнул пристальным взглядом по моему лицу вниз, к губам, и снова поднял глаза. Отстранился.
– В таком случае, будет не так жалко, если оно разобьется, когда я посажу твоего хахаля.
Я нахмурилась и безмолвно повела подбородком, ненавидя себя за это гребаное желание умолять, чтобы он этого не делал.
– Уведите! – произнес холодно, все еще не отрывая от меня взгляда, и два мужика в форме шагнули к нам. Створки лифта давно разъехались, но я этого даже не заметила. – Будь хорошей девочкой, Настя. И не забывай, что я сказал тебе вчера.
Его слова эхом звучали в моей голове, когда меня куда-то везли. Эхом звучали, когда меня вели по управлению службы безопасности. Эхом звучали, когда меня завели в кабинет, состоящий из бетона. Стены, пол, ввинченный в него же стол с железными ножками. Наручники с меня сняли только здесь, и я огляделась, растирая запястья, и впилась взглядом в зеркало на одной из стен. Не надо быть Шерлоком, чтобы понять – оно двустороннее, а за ним кто-то стоит.
– Присаживайтесь, Анастасия Семеновна, – светловолосый мужчина, с виду ровесник Льва, указал мне на стул около стола, и я опустилась в него, чувствуя дикую усталость и измотанность. И впервые в голове мелькнула мысль, что Лев мог бы взять меня измором, ведь рано или поздно я сдалась бы и заговорила. – Хотите кофе?
Я только сейчас заметила, что он принес в комнату два кофе. У них там что, традиция такая?
– Спасибо, – произнесла и с благодарностью приняла напиток из его рук. – Значит, вы хороший коп? Новая тактика?
Блондин не понял, и я пояснила.
– Лев прессовал и запугивал. А вы угощаете кофе. Плохой-хороший коп, верно? И вам я должна рассказать все секреты, если хочу на свободу?
– Не все секреты, но хотя бы их часть, – обворожительно улыбнулся. – Я, кстати, Макс.
– Приятно познакомиться, Макс. Но у меня по-прежнему нет адвоката.
Мой собеседник глянул в сторону зеркала, подтверждая мою догадку, и дверь в комнате открылась. В проеме появился Сорокин. Адвокат Глеба прошел в комнату и встал надо мной, многозначительно опуская руку на мое плечо. Я была так ошарашена его появлением, что растеряла все заготовленные на такой случай фразы.
– Прежде чем начать допрос, я хотел бы уточнить, на каком основании вы задерживали мою подзащитную. И почему не предоставили ей право одного звонка?
Макс стушевался, и снова глянул в сторону зеркала, и я повернулась туда же, гадая, где конкретно за ним стоит Лев. И почему он решил не светиться? Неужели поумнел?
– Я уточню и после смогу ответить вам, – Макс открыл папку и кивнул куда-то справа от меня. В комнату вошел какой-то мужик в форме и внес стул для адвоката. – А теперь давайте приступать.
Сорокин сел, и кивнул, и допрос начался.
Глава 26
Макс задал первый вопрос, и я отвлекся от окна, за которым собралась троица, и обратился к Женьке, стоящей по левую руку от меня.
– Подготовь документы, этот цербер от нас не отстанет, хоть и кроме бюрократии ему подтянуть нас не за что.
– Сделаю, – она развернулась и направилась к дверям в коридор, и я остался один в темной комнате, и вновь обратил взгляд на окно. Точнее на Настю.
После прихода Сорокина она стала чувствовать себя лучше, это видно по расправленным плечам и прямому взгляду. Не хотелось признавать, но я давил на нее. И это жесткий проеб с моей стороны. Я и правда не могу быть объективным в этой ситуации.
Как можно думать о деле, когда единственное, чего хочется это намотать эти ее черные волосы на кулак и притянуть к себе эту ядовитую суку, чтобы заткнуть ее рот поцелуем.
Хорошо, что этот розовый халат длинный и прикрывает стройные ноги этой бестии, иначе Макс тоже будет пялиться, отвлекаться и может упустить что-то важное. И будто в насмешку над моими мыслями, шелк заскользил. Настя закинула ногу на ногу, обнажая их. Макс прочистил горло и продолжил допрос.
– Глеб говорил вам о том происшествии на ринге?
– Он упоминал о нем, – Настя кивнула, не отрывая взгляда от своих пальчиков, выстукивающих дробь на подлокотнике стула. Она чувствовала себя королевой положения. И по правде сказать и была ею. У нас не было оснований задерживать ее дольше суток. И они уже истекали…
– Что именно упоминал?
– Говорил, что его сопернику стало плохо, и его увезли в реанимацию.
– Вы были в курсе, что тот скончался?
– Да, Глеб говорил об этом.
– Вы знаете, какая ответственность предусмотрена за непредумышленное убийство?
– Просветите меня, Макс.
В голосе Насти прорезались воркующие нотки, и я заметил, что Макс стушевался, смущенно утыкаясь в блокнот.
Боже, она намеренно устраивает этот цирк?
– Все готово, – в комнату вошла Женька с папкой бумаг. – Они еще не закончили?
Отрицательно мотнул головой и вновь перевел взгляд на Настю.
Она и правда выглядела спокойнее и собраннее, чем прежде. Решение поручить допрос Максиму было верным.
Еще около получаса они провели в комнате допроса. Потом Сорокин вышел, и я передал его в руки Женьке, чтобы уладить все тонкости, а сам остался наблюдать за парочкой. Настю задерживать дольше мы не имели права и сейчас она свободно поднялась
