– Скажи, летом в Порт Таунсенде по вечерам всегда так холодно?
– Тебе холодно? – искренне удивился Глен, устраиваясь на месте водителя. – Мне вот, напротив, жарко. Но я включу печку для тебя.
– Не надо. Дышать будет нечем, – резонно заметила я.
– Тогда иди сюда, – не дожидаясь моего согласия, он сам притянул меня к себе. Его горячее тело согревало, даже сквозь слои одежды.
– Как же ты будешь вести машину? – я позволила себе вздохнуть и прижаться к его боку теснее.
– Медленно и аккуратно, – пошутил он и вырулил на сто десятое шоссе.
Пригревшись рядом с Гленом, я смотрела на монотонный лесной пейзаж, чувствуя, как веки наливаются свинцом.
– Я сейчас усну, – пробормотала я.
– Спи, я разбужу, как приедем.
И усталость, и сон победили.
~ ღ ~
Кто-то нежно провёл кончиками пальцев по моей щеке, и я улыбнулась. Было тепло и уютно, и совсем не хотелось просыпаться.
– Райли, мы приехали, – голос Глена прозвучал совсем рядом с моим ухом, его дыхание всколыхнуло волосы на виске.
– Угу, – протянула я и нехотя открыла глаза. А затем замерла.
Его тёмные карие глаза смотрели прямо в мои, лицо оказалось действительно слишком близко, я могла видеть, как его взгляд опустился на мои губы, затем снова вернулся к глазам. Он будто искал какой-то одному ему известный ответ. Может быть, он нашёл его, так как внезапно стал ещё ближе.
Его руки скользнули мне на талию, прямо под полы расстёгнутой толстовки и сомкнулись на моей спине, притягивая и прижимая к полуразвёрнутому в мою сторону телу. Я словно онемела. Вместо слов с моих губ сорвался вздох, который Глен тоже, видимо, расценил по-своему.
Приблизив своё лицо к моему, он медленно и очень деликатно прижался к моим приоткрытым губам. Потрясённо застыв, я попыталась понять, как-то проанализировать свои чувства, пока его язык, обведя контур моих губ, не скользнул глубже. Простой поцелуй грозился перерасти во что-то более грандиозное. Я коснулась его языка своим и тут же отпрянула, но он последовал за мной, не позволяя отстраниться. Одна из его рук скользнула мне на затылок, пальцы зарылись в распущенные волосы, с точностью найдя одно из моих самых чувствительных мест. Невольно застонав, я поддалась вперёд. Поцелуй преисполнился страсти. Рука на моей талии сжала ткань рубашки, скручивая материал.
Может быть, от одиночества, может быть, от пустоты, а может, от естественной, нормальной реакции на целующего меня со всей силой юношеской страсти привлекательного парня, мне захотелось прижаться ещё сильнее, на секунду раствориться в нём... Но слишком резко... слишком пронзительно я вспомнила, что не имею на это никакого права.
Упираясь кулачками ему в грудь, я изо всех сил оттолкнула его.
Со вздохом мы оторвались друг от друга.
– Райли? – ничего не понимая, снова потянулся ко мне Глен.
– Нет, – я вжалась в дверцу машины, начиная судорожно приглаживать растрепавшиеся благодаря его пальцам волосы. – Нет, Глен. Так нельзя. Я не могу, – заикаясь и качая головой, бормотала я. – Прости, не могу.
Пулей вылетев из машины, я помчалась к крыльцу дома.
– Райли! – Глен выскочил следом, догоняя меня и разворачивая к себе. – Райли, прости... если я чем-то тебя обидел.
Бедный... добрый Глен. Конечно, он винил во всём себя. Тогда как вовсе ни в чём виноват не был. Это я бракованная. Не такая.
– Нет! – закусив губу, я подняла на него умоляющий взгляд, уговаривая слёзы не пролиться раньше времени. – Уезжай, пожалуйста... Глен.
Он нахмурился, всё ещё не понимая.
– Райли, я...
– Пожалуйста...
– Ну, хорошо–хорошо, – отступил он. – Ты позвонишь?
– Позвоню, – кивнула я.
– Обещаешь?
– Обещаю, – с этими словами я отвернулась, ибо эмоции вырвались из-под моего контроля.
Боже! Что я наделала!
Ворвавшись в дом, вся в слезах, я кинулась к себе наверх. Грэм, мирно сидевший в гостиной и смотревший какие-то соревнования по телевизору, тут же вскочил. Я слышала, как со стуком упал пульт с его колен, а банка пива, стоящая на столике, шмякнулась на бок и покатилась к краю.
– Райли! Что случилось?
Не останавливаясь и не прекращая плакать, я продолжала подниматься по лестнице.
– Всё... всё хорошо, – пыталась выдавить из себя, но слова потонули в рыданиях.
Ещё несколько метров, и я оказалась у двери спальни, Грэм шёл позади, не собираясь оставлять меня наедине со своим разочарованием в себе.
Натянув капюшон на голову, чтобы он скрыл моё лицо, я села на кровать и, уткнувшись в ладони, задрожала, пытаясь сдержать всхлипы.
– Райли, – в голосе отца звучала мука, и я заплакала ещё сильнее. Папа стоял в дверях и не знал, чем мне помочь, растерянный и смущённый. – Райли, что... почему ты плачешь?
– Глен, – выдохнула я и сильно-сильно прижала пальцы к закрытым векам, словно это могло каким-то чудом остановить слёзы.
– Он... он обидел тебя? – вопрос прозвучал с ноткой угрозы.
– Нет! – я яростно замотала головой. – Поцеловал... Но я... я не могу. Понимаешь, не могу, – почти выкрикнула я с каким-то нелепым укором в адрес Грэма, будто он был в чём-то виноват.
Отец всё-таки решился войти в комнату. Узкая кровать скрипнула, когда он сел рядом и притянул меня, безвольную, в свои объятья.
– Шшш, тихо-тихо... Всё хорошо, – он похлопал меня по спине, попытался стянуть капюшон, но я вцепилась в его рубашку, пряча заплаканное лицо у него на груди.
– Я не могу, понимаешь, не могу...
– Я всё понимаю.
И тут плотина прорвалась. Слова одно за другим вырывались у меня. Сбивчиво, путано, обрывисто, но я рассказала ему всё: о жизни с Андре в Майами, о моём акте неповиновения, о той ночи, о последствиях... Об Эйване.
18
"Ты не хочешь попробовать ещё раз связаться с ним?"
"Связаться с ним..."
Слова отца, словно долгое, протяжное эхо, отдавались у меня в голове, которая, к слову, раскалывалась от боли.
Зажмурившись от дневного света, проникающего через окно моей спальни, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
Нос заложило, голова действительно казалась неподъёмной, веки налились свинцовой тяжестью – все верные признаки того, что я плакала накануне. Не просто плакала, рыдала взахлёб, изливая отцу душу.
Было заметно, как тяжело всё это далось ему. Но он честно отругал меня за беспечность и необдуманность поступков, правда, не прекратил укачивать в своих объятьях и гладить по голове, словно я была маленьким, неразумным ребёнком, а не восемнадцатилетней девушкой в щекотливом положении.
Наверное, вся история показалась ему абсолютно дикой, даже мне самой не верилось, что это было реально.
Как только последнее слово было произнесено, я ощутила покой. Покой и необычайную лёгкость, словно весь груз наделанных ошибок враз куда–то исчез. Но мне не хотелось думать, что я переложила его на отца. Хотя, может, он и взял на себя какую–то часть моей боли.
Вздохнув, я перевернулась на спину, не открывая глаз.
В доме было привычно тихо, Грэм уехал на дежурство. Если учесть то, что закончили мы глубокой ночью, он совершенно не отдохнул и не выспался. Я ощутила неприятный укол вины. Но его слова, сказанные перед тем, как он закрыл за собой дверь моей спальни, продолжали настойчиво осаждать уставший мозг.
"Ты не хочешь попробовать ещё раз связаться с ним?"
Эта фраза без конца вертелась в моей голове и требовала какого–то решения. И, наконец, решение было принято.
Откинув одеяло, я рывком вскочила с постели. В глазах потемнело от резкой смены положения, я пошатнулась и неловко, путаясь в собственных ногах, подбежала к шкафу, где на дне сумки лежал нацарапанный на бумажке номер телефона. На пол комнаты полетели однотонные свитера и рубашки, пока я в буквальном смысле вырывала из–под груды одежды смятый клочок бумаги.
Хотя зачем мне этот листок? Цифры намертво врезались в память – словно кадр фотоплёнки – стоило мне в самый первый раз взглянуть на них.