— Кто-то сломал двигатели, — признался Михаил. — Притом сделал это с умом — так, чтобы мы обнаружили неисправность, только оказавшись в открытом океане. Хорошо еще, что капитану пришла мысль заплыть в бухту, иначе бы нам пришлось совсем плохо.
Только в этот момент я поняла, что лодка никуда не плывет. Подняв испуганный взгляд, посмотрела на Михаила… И вдруг осознала, что рядом с ним ничего не боюсь. Даже умереть.
Единственное, о чем я тогда жалела, так это о своем плохом самочувствии. Какая уж тут романтика, когда тебя поласкает, не переставая? Как только Михаил терпел это? Наверняка ему было неприятно, но он чувствовал ответственность, оттого и оставался рядом.
— Тебе не обязательно возиться со мной, — сказала я, мысленно приказав себе собраться и ни в коем случае не распускать нюни. — Иди в свою спальню, отдохни. У тебя усталый вид.
Он действительно выглядел измученным и напряженным. Наверное, Михаил слишком привык все контролировать. Сейчас же был разгневан самой ситуацией. Но при всем при этом нашел силы и терпение, чтобы помочь мне пережить эту ночь.
— Я не оставлю тебя, — сказал он, приглаживая мои волосы.
Мне казалось, сейчас он добавит: «в таком состоянии».
Но Михаил этого не сделал.
— У тебя всегда неприятности из-за меня, — вздохнула я. — Мне удается влипать в истории, но именно ты всегда меня спасаешь. Спасибо тебе.
Он горько улыбнулся: уголки его губ дернулись, и тут же вернулись в исходное положение.
— Это тебе спасибо, малышка, — голос Михаила был полон нежности.
Я не поняла, за что он меня благодарит. Пока мне удавалось доставлять ему только хлопоты. С самого своего прибытия в Майами я была для него не девушкой, а сплошным несчастьем. То у меня слабость, то прилив дурноты. То вообще числился в друзьях насильник.
— За что? — удивленно переспросила я.
Михаил пожал плечами и улыбнулся — на сей раз искренне, душевно.
— За то, что ты есть, — сказал он, касаясь моей щеки тыльной стороной ладони. — Ты удивительная девушка, Маша. И заслуживаешь только самого лучшего. А я… Это я выманил тебя в Майами и сделал, кажется, все, чтобы подставить тебя. Прости.
Это прозвучало почти как признание. Пусть не в любви, но все же.
От волнения у меня на несколько минут прошла дурнота, либо я просто перестала замечать это. Как мне хотелось поцеловать Михаила, но в такой момент это было бы глупым решением. Если бы меня снова начало тошнить в такой момент, я бы не пережила такого позора.
Вместо того чтобы думать о спасении лодки и об опасности, что нас подстерегала, я переживала за свой внешний вид. Это беспокоило куда сильнее. Я уже несколько раз почистила зубы и умылась, но все равно чувствовала себя неловко.
— Ты спас меня от унылой, предсказуемой жизни, — призналась я. — Что меня ждало в родном поселке?
— Ты могла бы встретить парня, которого полюбила бы. Выйти замуж, родить детей. И жить, как в сказке: долго и счастливо.
Я покачала головой и мысленно призналась: никакого «долго и счастливо» без тебя быть не может. Влюбиться так сильно второй раз невозможно. Но вслух произнесла другое:
— Скорее я так и осталась бы прислугой в собственном доме. Стала работать на ферме, а по вечерам готовить для отца, стирать, убираться. Небольшие перерывы у меня были бы лишь в то время, пока отец занимался в мастерской.
Михаил рассмеялся. Так громогласно, что я испугалась.
Мне причина его веселья была непонятна. Я хлопала глазами, наблюдая за тем, как насмешливое выражение лица Михаила сменяется маской презрения. Поразительная метаморфоза.
— Ничего Ираклий не мастерит, — сказал он, заметив мое замешательство. — Его холеные белые руки никогда не держали ничего тяжелее ложки.
— Тогда что он делает в мастерской?
У меня не было слов, чтобы выразить то, что я почувствовала в тот момент. Словно небо разверзлось и ударило меня молнией — прямо в темечко. Отшибая напрочь все то, во что я верила прежде.
Глава 41
Михаил
Маша была удивлена, и это, в принципе, ожидаемо. Михаил тоже был неприятно шокирован, узнав правду.
— Под вашим сараем находится нечто вроде бутика, где вдоль стен расставлены стеллажи с одеждой. Дорогой одеждой, брендовой.
Признание прозвучало жестко, не скрывая отношения Михаила к происходящему. Подумать только, Ираклий, этот ублюдок, тратил огромные деньги на свое пристрастие. И это в то время, когда его дочери ходили в старой одежде, а сладости видели лишь по большим праздникам.
— Что?.. — переспросила Маша.
— Да, малышка, — кивнул он. — У твоего отца болезненная страсть к дорогим шмоткам. На их покупку он тратит бешеные деньги. И, не имея возможности появиться в костюме от Армани на людях, он прячет свои сокровища, как дракон в пещере.
— Откуда ты знаешь?
— Однажды я забрался туда на спор. Но твой отец застукал меня, и лишь боязнь, что я раскрою тайну, остановила его от жестокого наказания.
Но на этом история не закончилась.
Ираклий пообещал жестоко покарать Михаила, если он хоть словом обмолвится о его пристрастиях. Угрозы не были пустыми словами. Михаил был больше чем уверен: к поджогу святоша имел прямое отношение. Настоящих улик нет, но подозрения все еще остались.
Правда, о них Михаил не стал говорить Маше. Ей и без того было больно узнать об отце правду.
— Много раз я думала о том, что делает отец в своей мастерской, — произнесла Маша не своим голосом. — Но подобного не могла и представить. Когда была совсем маленькой, то мечтала, чтобы он делал детские игрушки. Однажды мы с сестрой попытались забраться в мастерскую — как раз накануне Рождества. Но отец поймал нас, и вместо новогодних подарков нам всыпали розг.
Бедная малышка, сколько лишений ей пришлось вынести в этой жизни. Но, тем не менее, она не ожесточилась, а, напротив, осталась доброй и ласковой девушкой, отзывчивой и переживающей чужую боль, как свою. Михаил поверить не мог, что это чудо досталось ему. И корил себя за то, что чуть было не отказался от той светлой полосы по имени Маша, что так внезапно перечеркнула его серую жизнь.
— Теперь я понимаю, почему отец так ненавидел тебя, — сказала она, кивнув собственным мыслям. — Он боялся. Боялся того, что ты расскажешь всем правду о его пристрастиях. Конечно, он не любил всех парней, особенно если те много шутили, смеялись и нравились девочкам. Но тебя он донимал особенно сильно.
— Настолько, что мы с мамой даже перестали ходить на исповеди, — признался Михаил. — И это только усилило вражду. Когда я покинул родные места, то долгое время хотел отомстить. Мечтал о том, как вернусь домой и покажу всем, как сильно они во мне ошибались.
— А теперь? — она подняла на него огромные глаза и затаила дыхание. — Ты все еще мечтаешь об этом? Если да, то напрасно. По крайней мере, моему отцу жизнь уже отомстила. После моего отъезда он почти все время торчит в мастерской, стал пропускать службы и вообще забывать о том, кто он. Мая сестра рассказала об этом. Сообщила, что отца отстранили от должности. Пока еще не лишили сана, но…
Она беспомощно развела руками.
— Только не вздумай корить себя за это, — предупредил Михаил. — Ираклий сам выбрал свой путь. Что же до меня — я долго вынашивал план мести. Мечтал поквитаться с ним и всеми теми, кто желал мне зла. Но постепенно все это улеглось, забылось. Началась новая жизнь. Потом, как град на голову, объявилась Катерина, и прошлая боль ожила. Я понял, что не смогу дальше жить, не расплатившись по долгам. Иначе меня так и будут преследовать кошмары, а в ушах будут звучать предсмертные крики матери. Тогда я и придумал план с женитьбой, тем самым убивая сразу двух зайцев. Твоя сестра наверняка бы не оставила тебя с отцом. Забрала к себе, в Майами. И Ираклий остался бы наедине со своим сокровищем. Не понимая, что настоящее сокровище он потерял. Так все и вышло.
