В конце концов, он сдается.
— Что ж, а ты не хочешь рассказать мне, почему вышла сегодня из актового зала?
Вопрос застигает меня врасплох.
— Не очень-то.
— Думаю, к концу у нас все получилось.
— Так и есть. Вы были просто великолепны.
— Тогда, почему ты вышла? Ты была в бешенстве.
Я замираю и думаю об этом. Мне нелегко найти ответ, но, когда я понимаю, это становится так очевидно.
— Я так долго пыталась убедить себя, что мы расстались, потому что ты не способен к настоящей близости с кем-то. Не способен дать немного слабину. И вот сегодня… в той сценке с Коннором ты сделал это. Ты воплотил все качества, которые я знала, что ты способен воплотить и ты даже превзошел это. Страсть. Храбрость. Любовь. Терпение. Ты был таким открытым и сильным. И я испытала такую… ревность. И злость. Я не смогла справиться с этим. А еще больше меня разозлило то, что ты способен вести себя так с парнем, которого ненавидишь, а со мной – нет.
— Кэсси, я играл роль.
— Нет, ты жил этим. Думаешь, я не могу это распознать? Я наблюдала, как ты сдерживаешься на каждом уроке актерского мастерства с тех пор, как мы расстались. Сегодня все было иначе. Ты совершил прорыв. Огромный.
Он допивает остатки своей выпивки, подтягивает к себе ноги и скрещивает их перед собой. Потом одаривает меня своим самым честным взглядом, который я когда-либо от него видела.
— Ты хочешь знать, почему я так хорошо отыграл эту сцену сегодня? Я был… — Он качает головой. — Блин, не будь я пьян, я бы ни за что не рассказал тебе это. — Он делает вдох. — Я хорошо сыграл, потому что представил себя тобой – представил, как ты разговариваешь со мной.
У меня заняло несколько секунд, чтобы переварить, что он сказал, и даже потом, мне кажется, что я неправильно поняла.
— Что?
Он подергивает себя за волосы.
— Я думал обо всех случаях, когда ты успокаивала меня. Пыталась помочь мне быть сильным. Это кажется неуместным, учитывая текст, который у меня был. Если ты думаешь, что я был великолепен сегодня, то это только, потому что я представлял себя тобой.
Он качает головой и теребит пальцами край своих джинсов.
— Самое забавное то, что я никогда не думал, что у меня хватит смелости быть таким. Быть открытым к боли и не заботиться об этом. Но когда я сделал это сегодня… — Он медленно поднимает голову и смотрит мне в глаза. — Я смог увидеть, насколько бы все было по-другому, будь я таким. Насколько бы все было иначе.
Он не добавляет «с тобой», но клянусь богом, я слышу это в своей голове.
— Я хочу быть таким, — говорит он мягко. — Сильным. Мне так чертовски стыдно за то, что я такой слабый. В столь многих вещах.
Я ошеломленно молчу. Мое сердце колотится, а дыхание становится слишком быстрым. Он смотрит на меня. Ждет реакцию. Он так близко, но я хочу, чтобы он был еще ближе.
Проходят секунды. Время тянется вокруг нас.
Он наклоняется вперед. Наши ноги соприкасаются. Два слоя джинсовой ткани никак не защищают меня от воздействия его тела рядом со мной. Наши лица близко. Нужно лишь двинуться слегка вперед. Коснуться его губ. Узнать, такой же ли он сладкий на вкус, как я помню.
— Кэсси… — Темные нотки в его голосе не помогают моим усилиям сдерживаться. Такое ощущение, что он тонет и умоляет меня спасти его.
Я делаю глубокий вдох и набираюсь сил.
— Думаю, одному из нас было бы благоразумнее уйти из комнаты, пока мы не совершили нечто глупое.
Он еще немного наклоняется вперед и вдыхает. Потом на секунду закрывает глаза и говорит:
— Да. Ты скорее всего права.
Он издает недовольный звук и отстраняется, потом встает и шаткой походкой идет к столу и ставит свой стакан рядом с бутылкой текилы. Когда я встаю и следую его примеру, мне приходится опереться о стул, чтобы сохранить равновесие. И еще это помогает мне удержаться от того, чтобы не наброситься на великолепного мужчину, находящегося рядом со мной.
С секунду Итан пристально смотрит на меня, затем делает вдох и проходится пальцами по волосам.
— Мне нельзя садится за руль. Ничего, если я переночую на диване?
Нет. Убирайся отсюда, пока я не оседлала тебя.
— Конечно.
Я иду к бельевому шкафу и достаю запасные одеяла и подушки, после чего кидаю их на диван. Он благодарит меня.
— Не проблема.
Мы стоим так с минуту, не зная, как себя вести. Мы оба знаем, что это плохая идея. Что же мы сейчас чувствуем? Практически непреодолимое притяжение друг к другу? Это ли причина, почему мы избегали друг друга со дня расставания. Конечно, сейчас мы эксперты в игнорировании наших желаний, но постоянное нахождение в этом состоянии так изматывает.
Утомляет.
Хотя сегодняшний день и балансировал на туго натянутом канате между предвкушением в виде приятных покалываний в теле и катастрофой, потенциал того, что это все пойдет к чертям – все еще велик. Это ощущается в каждом томном взгляде, в каждом прикосновении, в каждом болезненном желании и в каждой битве между телом и сердцем.
Мой страх говорит мне бежать, пока не стало слишком поздно, но часть меня кайфует от этого. Адреналин, который он вызывает во мне, заставляет меня чувствовать себя более живой, нежели я была в последние несколько месяцев. Опасность, исходящая от него – часть этого. Вот почему люди совершают прыжки из самолета и плавают с акулами. Чтобы почувствовать этот прилив сил, вызывающий дрожь в мышцах .
Судя по тому, как он смотрит на меня, он чувствует то же самое.
— Мне пора бы пойти спать, — говорю я едва слышно.
Он кивает, но взгляда не отводит.
— Да. Уже поздно.
— Да. Так что… спокойной ночи.
— Тебе тоже.
Я успеваю сделать всего три шага, прежде чем теплые пальцы смыкаются вокруг моей руки.
— Кэсси…
Он дергает за нее, практически не прилагая усилий, но я двигаюсь так, словно он тянет меня стальным тросом. Я подхожу к нему, и когда он обнимает меня, я прижимаюсь щекой к его груди.
Его дыхание становится прерывистым и дрожащим, он зарывается головой в мою шею и когда он прижимается ко мне, его тепло растекается внутри меня словно мед, коснувшийся теплого тоста.
В нем столько тепла, что я таю.
Наши сердца бьются напротив друг друга подобно грому, и только одна мысль заполняет сейчас мою голову.
Итан.
Мерзавец Итан. Красивый Итан.
Мой Итан.
Навсегда мой, неважно, будем мы вместе или нет.
— Как ты думаешь, мы уже готовы быть друзьями? — шепчет он.
— Нет. — То, что я чувствую к нему, далеко от понятия дружбы.
— Я тоже.
— Может когда-нибудь?
— Ну и не такое бывает.
— Правда?
Он смеется.
— Нет. Это маловероятно.
— Мы могли бы притворяться, — говорю я, не желая его отпускать.
Он нежно касается носом моего уха.
— А что, по-твоему, мы делали все это время?
Я киваю.
Он гладит меня по спине. Его дыхание обдает мое ухо.
— Я задумывался недавно о том, каково это обнимать тебя. Я думал, что это будет ощущаться как-то иначе, чем раньше, но это не так. Ты ощущаешься все так же.
— Я так не думаю.
— Знаю. — Я чувствую груз вины в его голосе.
Прохожусь руками вниз вдоль его груди.
— Ты ощущаешься иначе. Какой-то напряженный.
— Да, не обращай внимания. Я такой с тех пор, как ты и Миранда целовались на уроке актерского мастерства в понедельник.
Я смеюсь.
— Я имела в виду твои мышцы, которые ты накачал с помощью бокса.
Он замирает.
— Ох. Ну, конечно. Забудь, что я сказал о том, что возбуждаюсь при виде целующихся лесбиянок.
— Тебе понравилось?
— Нет, мне нравятся пироги. А это было похоже на какой-то религиозный опыт. Это единственный случай, когда я был абсолютно согласен с Эйвери. Вам двоим определенно стоит целоваться чаще.
Он отпускает меня, и когда я делаю шаг назад, мне сразу же хочется вновь оказаться в его объятиях.
— Не уходи, — говорит он, и берет меня за руку. — Останься еще на один стаканчик. Пожалуйста. У меня слишком кружится голова, чтобы идти спать. Я обещаю держать руки при себе и сидеть на другом конце дивана.
