со мной. Я покосился на нее: сонную, беззащитную. Никогда не смогу злиться всерьез.
– Скоро приедет.
Она молчала. Старательно вытирала рот – помада поблекла, стала малиновой, будто Ари долго с кем-то целовалась. Я порылся в карманах и достал пачку салфеток. Когда-то давно, после драки, на заднем дворе Cotton Candy, Ари протягивала мне салфетки, чтобы я вытер разбитое лицо…
«Я должен был поехать за тобой, понимаешь?» – сказал тогда.
– Поехали со мной, – сказал сейчас.
Ари уставилась на салфетки.
– Зачем ты пришел? – Она выбила салфетки у меня из рук и проследила, как они упали в лужу. – Иди… отсюда.
Я втянул носом воздух. Она не собиралась выяснять отношения после моих интервью. Я облажался. В глубине ее черных зрачков лишь презрение. Она не просто «выбрала не меня». Она вычеркнула меня из своей жизни. Что, наверное, пора сделать и мне?
– Ты все так же попадаешь в неприятности. – Я снял сигнализацию с машины, сел в салон, хлопнул дверцей. Нет. Не все сказал. Опустил стекло и добавил: – Я помог бы тебе снова, и снова, и снова. Ясно? – Посмотрел на нее через зеркало заднего вида.
Ари спрятала лицо за волосами. Не волнуйся, сейчас уеду. Ауфидерзейн [32], или как там говорят на твоей родине.
– Спасибо.
Мне послышалось? Разумеется.
Я не ответил и поднял стекло.
«Клянусь, я думал, что Ари дома. Мне тебя не хватает, Стив. Прости».
Не могу простить. Ножище в спину.
«Как она?»
«Смешала алкоголь и какую-то дрянь. Промыли желудок».
Я кинул телефон на сиденье. Трудно поверить, но вместо того, чтобы соблазнять Карен, я бесцельно катался по городу под альбомы Hurts.
Именно я вытаскивал Ари из передряг, я был ее героем. Сейчас ее спасает Джерад. Он везет ее в больницу, он сидит с ней в палате, он винит себя, что проглядел. Он. Он. Он. Не я.
– Софи, – тихо, сомневаясь. Я не помнил, как набрал ее номер. Скользнул пальцами по экрану и долго слушал гудки, а следом – голос на автоответчике. – Соф…
Рассвет. Небо цвета чайной розы. Легкий ветерок подталкивает, торопит зайти в квартиру. Мне нужно сюда? Мне можно сюда?
Простыни смяты – Ари уехала, не застелив постель. Наше последнее утро. Повернуть бы время вспять. Я лег в кровать и провалился в сон.
Мне должно быть плохо, тоскливо, одиноко. А я спокоен. Почти счастлив. Тут ее вещи, ее аромат, ее воспоминания, связанные со мной. Как у Ари получилось все это оставить? Беглянка. Отказалась от родителей, ушла от меня. Она способна на привязанности? На любовь? Или страдаю только я?
Звон ключей. Шуршание в замочной скважине. Удар по входной двери.
– Черт!
Я открыл глаза и скатился с кровати, ударившись о тумбочку. Потер лоб и не сразу понял, где нахожусь. Опять грохот. Не показалось. Я доковылял до коридора, разминая затекшую спину. Зевнул и достал из двери ключ. В замочную скважину сразу просунулся другой, и дверь распахнулась с ироничным криком открывшего:
– Аллилуйя!
Не знаю, кто был шокирован сильнее: Ари на пороге квартиры или я – заспанный, но довольный. Нелепая встреча. Ари могла оправдаться, а я…
– Что ты тут забыл, Рэтбоун? – Она очнулась первой. – Второй раз за сутки задаю тебе этот вопрос. Преследуешь меня?
Да-да, боишься, изнасилую… Я глянул на пол. Вспомнил, как страсть завладела моим рассудком после трехлетней разлуки. Поправил ширинку.
– И тебе доброе утро, Аристель.
Она выглядела безумно сексуально. Одежда новая, непривычно строгая: черные брюки, белая майка, приталенный пиджак, туфли на высоком каблуке. Волосы выпрямлены. Абсолютная противоположность вчерашней Ариэль.
– Мой акцент мешает понять слова? – спросила громче.
– У тебя нет акцента, – буркнул я. Акцент, конечно, был. Слегка заметный. – Я пришел… пришел… искать записную книжку.
Ари отвернулась к зеркалу: сняла пиджак и туфли, собрала волосы в небрежный пучок. Выглядела как моя девушка. Юная, милая, влюбленная.
Я оперся о стену, чтобы не потерять равновесие. Мы точно не вместе? Она не вернулась из кофейни? Не будет отдыхать за чтением любовного романа? Не позовет, чтобы рассказать мне о великой любви героев? Не попросит сделать какао? Нет, не верю.
– Собираешься искать?
– Что искать? – не понял я.
Ари усмехнулась и прошла в спальню – я за ней. Там Ари распахнула шторы: в спальню хлынул дневной свет, а взору открылся беспорядок, пыльная мебель, увядшие цветы.
– Так и думала. Записную книжку ты не терял, у тебя ее вообще нет.
– Есть. Терял, – упрямо буркнул я. – А ты что тут делаешь?
– Это моя квартира, забыл? – Ари покусала губу. – Пришла за вещами.
– За вещами?
– Продам квартиру. Ты против?
– Против! – Тревога сдавила мою грудную клетку. – То есть… зачем?
– Сюда я не вернусь.
Воткни она меч мне в сердце и проверни трижды – было бы не так больно. Я через силу улыбнулся:
– Не заморачивайся. Я купил, я и продам. Деньги твои. – А сам надеялся, она блефует. – Дело во мне? Я не приду больше…
– Дело не в тебе! – зазвенели нотки… бессилия? Ари шумно выдохнула. – Вернее, как раз в тебе. «Разошлись пути», – процитировала интервью.
– Я ведь не всерьез…
– Я всерьез.
Ари обняла голые плечи и смотрела в окно. Интервью не раззадорили ее, а моя помощь на парковке не вызвала ностальгию. Стена между нами будто стала плотнее. Я не знал, что предпринять, и сказал:
– Закроешь.
Я повернулся к дверному проему, когда Ари ответила:
– Угу.
Останови же меня! Тебе плохо – попроси остаться. Поговори со мной! К чему гордость? Мы оба несчастны. Вижу. Чувствую. Знаю.
Она молчала. Я покинул квартиру.
Такого рассеянного кретина, как я, не найти во всем штате. Я топтался на пороге. Забыл бумажник и ключ от машины! Вернуться стыдно: подумает, что опять преследую. Но куда я без денег и личного транспорта? Я дернул ручку – не заперто. Или все же искал повод вернуться?
Тихо. Чересчур тихо для человека, который собирает вещи. Вот мой бумажник и ключи. Что дальше? Отражение в зеркале не знало. Глаза карие, теплые. Моргнул – нет, привычный цвет: зеленый, без примесей. Мои, а не ее. Пригладил непослушные волосы. Смахнул пылинки с рубашки.
Я мог уйти, но…
– Ари?
Она сидела в спальне. Вокруг разбросана одежда и фотокарточки с поляроида. Ари сгорбилась, водила пальцами по снимку. Она не ответила, даже когда я позвал ее громче, и я коснулся острого плеча.
– Ты ушел, – старалась говорить ровно, но я видел слезы, застывшие в уголках ее глаз. – Опять забыл что-то? – Подняла голову и улыбнулась: иронично, по-доброму.
– Не
