Котлеты разложены в лоточке, грибы в сливочно-сметанном соусе тушатся на плите, а творожная запеканка подходит в духовке. Вот что с деловой львицей делает незабываемая ночь в объятьях правильного мужчины и долгожданный, честно выстраданный выходной.
Окидываю взглядом генералиссимуса блестящую чистотой кухню и с удовлетворением отмечаю, что Волкова я готова встречать во всеоружии. И нет, врать ему или что-то скрывать я совершенно не собираюсь, особенно после того, как наломала дров с Анжеликой. Но озвучить способную показаться странной просьбу я предпочитаю на его полный желудок.
– Лиз, а ты сильно будешь против, если я твоего администратора немножечко покалечу? – бегу в прихожую на звук веселого Сашкиного голоса и не могу сдержать истерического хохота при виде болтающихся у него в руках розовых наручников с пушком. – Это он, между прочим, ради своей начальницы старался. Десяток магазинов оббегал, пока подходящие нашел.
Под обреченный вздох Волкова я клянусь подвергнуть Ваньку самым страшным пыткам, отдать Юльке с Иркой на опыты и лишить премии в этом месяце, но Сашка мне почему-то не верит. Нежно целует в висок и бормочет, что Лиза Истомина уже не та. Она больше не жонглирует чужими сердцами, не пьет кровь младенцев по утрам и не внушает должного страха своим распустившимся миньонам. Глупости, правда?
Накладываю Саше вторую порцию запеканки и выжидающе смотрю на него из-под полуопущенных ресниц. И то ли моя стряпня имеет эффект приворотного зелья, то ли глаза у меня очень красивые, но Волков подозрительно легко соглашается на «Интурист». Не спорит, не отговаривает меня и не грозится свернуть Меньшову шею.
Воодушевившись успехом, я достаю из шкафа счастливые драные шорты, в которых производила фурор в день нашей с Аликом помолвки. Только вместо белой рубашки натягиваю черную Сашину футболку с черепом на груди и его же косуху, перекочевавшую в мое безраздельное пользование. Мурлыкаю «Я свободен» (песня Валерия Кипелова с одноименным названием – прим. автора) и шнурую шипованные ботинки, ненароком думая, что отпечаток их подошвы неплохо бы смотрелся у Меньшова на водолазке.
– Подожду тебя здесь? – я не верю своим ушам, но Волков не шутит. Прислоняется к теплому еще боку авто, безмятежно улыбаясь, и тянет меня к себе, оставляя на губах жадный собственнический поцелуй.
– Курить не будешь? – вопросительно вскидываю бровь, пока он демонстративно выворачивает карманы, доказывая, что в них нет сигарет. В конце концов, может и лучше, если Саша побудет внизу. По крайней мере, есть шанс, что количество разбитой посуды и испорченной мебели будет чуть меньше, чем я изначально предполагала.
Чтобы выяснить отношения с бывшим женихом, мне приходится терпеливо подниматься на лифте на четырнадцатый этаж, игнорировать косые взгляды немногочисленных гостей и зевать, следуя за спиной мальчика-официанта, одетого в светло-голубую рубашку в черный горошек. Вид из окон ресторана, где обожают фоткаться все блогерши Краснодара, конечно, потрясающий, только вот компания оставляет желать лучшего.
– Советую попробовать наш фирменный салат с омаром, авокадо, теплым соусом с рокфором и маслом белого трюфеля, – старательно повторяет заученные строки парень с внешностью Алена Делона, пока я внимательно изучаю нахмуренного Алика и внушительный лиловый фингал, наливающийся у него под левым глазом.
– Я не голодна, спасибо, – бесцеремонно перебиваю официанта, не дослушав меню даже до середины, и компенсирую грубость виноватой улыбкой: – а вот от двойной текилы не откажусь.
«Голубая рубашка» радостно мчится исполнять пожелание клиента в то время, как Меньшов стискивает кулаки и выдавливает из себя.
– Ты теперь с ним? – его голос звучит надрывно и сипло, блеклые глаза нехорошо, болезненно блестят, а я только сейчас понимаю, как сильно недооценила глубину чужих чувств. – Неужели ты думала, что я буду терпеть одно-два свидания в месяц и постоянное отсутствие от женщины, которая мне безразлична?
– Я верила в то, во что мне было удобно верить, – равнодушно пожимаю плечами и наполняю стакан водой из стоящего посередине графина – вряд ли Алик успел что-то туда добавить.
– А мне со своей любовью что делать, Лиз? Куда ее деть? Да, я повел себя, как му… дурак с этой подставой. Но я просто не знал, как тебя удержать! – последняя фраза у Меньшова выходит слишком громкой, такой, что на нас оборачивается худая платиновая блондинка, сначала кривит силиконовые губы, а потом округляет глаза, узнав известного московского продюсера. Теребит за рукав похожую на нее как две капли воды подругу и с придыханием шепчет: "Давай сделаем селфи!"
Я же дотошно рассматриваю несостоявшегося жениха и делаю вывод, что этот взрослый тридцатипятилетний мужик, во-первых, не приспособлен к нормальной жизни. Ну и, во-вторых, не догадывается, что нужно обычной среднестатистической девушке вообще и мне в частности. Поэтому я вытаскиваю из нагрудного кармана куртки кольцо и медленно подталкиваю его к Алику через стол.
– Больше гуляй, дыши свежим воздухом. Обязательно высыпайся, ешь вкусную пищу и читай иногда что-нибудь, кроме сценариев и новостной ленты. Разберись сначала в себе и своих желаниях, а потом уже пытайся кого-нибудь осчастливить, – возможно, моя речь очень сильно напоминает издевку, но мне, действительно, жаль Меньшова, и злиться на него больше не получается.
– Оставь себе, Лиз. Это все-таки подарок, – он кладет кольцо мне на ладонь и осторожно, как будто боится, что я его ударю, загибает мои пальцы. Мне нестерпимо хочется избавиться от бесполезной полоски металла, но швырнуть украшение в лицо Алику не позволяет воспитание. Поэтому я запихиваю безделушку в задний карман шорт и молча удаляюсь, оставляя Меньшова наедине с собой, собственными демонами и фирменным салатом из омара.
Глава 32
Александр
Счастье — это когда ты живешь сам по себе,
ничего не меняя, а другой — так же — рядом.
А потом вы ложитесь в одну постель,
а там так же тепло и уютно. И можно
повернуться к нему спиной, чтобы тебе
в шею уткнулись и засопели сонно.
А другой рукой тебя сверху накрывают
от всего — штормов, землетрясений,
падающих метеоритов, и можно спать.
(с) «Игра в любовь», Ксения Духова.
Лизка уносится, напоследок обдав меня цитрусовым ароматом, я же пытаюсь сообразить, когда успел вляпаться по самые помидоры. Совещание отменил, Максу дела передал, выплатил Лильке обещанную премию и свалил-таки в отпуск. И вовсе не потому, что не был там года два как, а ради Истоминой, которая больше меня нуждается в отдыхе и смене обстановки.
Вдыхаю воздух полной грудью и понимаю, что дымить, как паровоз не хочется. Хочется радоваться пришедшей в Краснодар весне, неторопливо бродить по набережной, подкармливать уток хлебными крошками и мочить босые ноги в еще прохладной воде. Строить планы, выбирать новый гарнитур в ванную, а еще купить подвесное кресло и поставить его на балкон. Чтобы теплыми вечерами пить там клюквенный морс, заедая его приготовленным Лизкой овсяным печеньем. Мечта-а-а.
Обнаружив неподалеку тележку с сахарной ватой, я отталкиваюсь от двери автомобиля и топаю за любимой сладостью детства. Подмигиваю молоденькой девчонке в смешном белом чепце и с энтузиазмом забираю два светло-розовых пушистых облака. Возвращаюсь к своему наблюдательному пункту как раз тогда, когда Истомина выскакивает на ступени «Интуриста». Она поднимает воротник косухи и ускоряет шаг, заметив лакомство у меня в руках. И я реально готов быть милым и плюшевым, если ее зеленые глаза будут чаще светиться от счастья.
– Правда или действие? – смеется Лиза, выцарапывая у меня вату на палочке, и подозрительно щурится. – Ты с Аликом воспитательную беседу провел?
Я лишь неопределенно пожимаю плечами и не собираюсь оправдываться за то, что в обед заехал к продюсеру во временный офис, немного напугал его секретаршу и послал по заковыристому адресу не кстати открывшего рот стилиста. Пусть столичный попугай радуется, что дело ограничилось одним ударом и предупреждением на будущее. Лет десять назад мы бы с пацанами его просто закопали где-нибудь за чертой города и залили бетоном, жаль, что сейчас времена не позволяют.
