— Так друг друга любите наотмашь. И говорите глупости. Это не бросить. Это немного времени себя уделить, чтоб не сгореть и найти силы, чтоб ей отдать.
— Евгения, вы знаете, я очень устал от того, что она не видит просвета, который я-то вижу. — Меня прорывает. Всё, что я держал внутри, выплескивается, и я говорю, говорю: — У меня голова дает сбои от того, что она закрылась и не видит ни себя, ни меня. Словно не любит больше. Чем сильнее я хочу быть с ней, тем больше она отдаляется.
— Руслан, хочешь, расскажу тебе, как вернуть ее к жизни? Сто процентов рабочий вариант, как внушить Наре, что она может быть счастлива здесь и сейчас, без регистраций и смс?
— Да, хочу. Очень хочу!
Я только что сломался. Я больше не могу справляться один. Мне нужна помощь. Мне нужно, чтоб кто-то сказал, что ей дать, чтоб Нара стала прежней. Хоть немного прежней.
— Сноси ее в детскую ортопедию. Там есть игровая зона. Вы найдете там девочку, по имени Саша. Ей сейчас делают слепки для новых протезов. У малышки золотистый стафилококк пожрал ручки и ножки, но более жизнерадостного ребенка я в жизни не видела. И другие дети тоже счастливы, несмотря на тяжелую инвалидность. Пусть увидит.
— Это не слишком жестоко?
— Это жизнь, Русланчик! Она должна видеть, что происходит за пределами твоей широкой спины, которой ты её от всего закрываешь. Слишком уж ты её жалеешь. Знаю, что добра хочешь, но на самом деле вредишь. Она должна раскрыть глаза и понять, что человек в любом состоянии может быть счастлив. Счастье — это выбор, а не состояние, когда всё хорошо.
— Евгения, на каком этаже это отделение?
— На четвертом. Там все такое разноцветное, не пропустите.
— Спасибо.
— И ты сам держись там. Помни, что это обычные дети, которые еще не осознают всех трудностей и не жалеют себя, как Нара.
— Евгения, а как вы пережили то, что с вами произошло?
— Ну, как…поплакала пару дней, тоже пожалела себя хорошенько, а потом решила, что не буду в слезах-соплях свой век доживать. А еще мне, как и Наре, было ради кого жить. У меня тоже был парень, сейчас уже сто лет, как муж, родители, друзья, дело любимое и пёс Джек, которого я должна была выгуливать. А потом дети появились, и если б они раньше были, я б и этих двух дней не плакала. И зови меня Жека, а то я себя старушкой чувствую, когда ты меня Евгенией зовешь.
— Хорошо, Жека!
— И последний совет. Относись к ней максимально как к здоровому человеку, а то возишься с красивой, молодой девахой как с инвалидом, она и ведет себя соответственно. Не хочет коляску, пусть найдет другой способ передвигаться, но ты не носи.
— Я так не могу.
— Руслан, она может больше, чем ей кажется, и уже достаточно окрепла, чтоб базово позаботиться о себе. Понятно, что твоя помощь Наре теперь всю жизнь нужна будет, но не в таких масштабах.
— Я всё понял! Побежал возвращать Дотнару.
После разговора с Женей у меня открылось второе дыхание. Как бы жаль мне её ни было, я должен показать Наре жестокую, но правду. Хотя почему жестокую? Она прекрасна, на самом деле. Истина в том, что жизнь продолжается всегда. Люди живут, любят, рожают детей даже в период самых страшных войн. Радуются жизни, несмотря на самые страшные увечья.
Заглядываю в процедурный. Нара сидит на кушетке и о чём-то говорит с Валерием Евгеньевичем. Разговор ей не по душе. Не услышал о чём он, но уверен, что Валерий Евгеньевич тоже пытается убедить её, что всё будет хорошо. Нара же убеждает его, что больше ни на что не годна.
— Валерий Евгеньевич, можно я заберу Нару?
— Да. Мы уже закончили, — смотрит на меня поверх очков. — Ты в порядке, Руслан?
— Я отлично! Сейчас и Наре покажу, что всё отлично. Не будет отлично, а уже отлично.
Нара смотрит на меня полными ужаса глазами. Ничего, ты скоро прекратишь хвататься за страх.
Подхватываю её на руки и выношу в коридор. Иду так быстро, что почти бегу. За спиной крылья. Я больше не буду жить так, как жил. Хватит! Я буду бороться. Я заставлю её быть счастливой. Заставлю снова вспомнить, что у нас было. Вспомнить, как мы были счастливы. И подумать о том, как будем ещё счастливее.
— Куда мы идём?
— Это сюрприз.
— Руслан, не надо сюрпризов, — умоляет она.
— Дотнара, прекрати! — обрываю я. — Тебе нужно в это место. Ты там поймёшь одну важную вещь.
Она замолкает, кладёт голову мне на плечо и я, наслаждаясь ее запахом, несу Нару вверх по лестнице. Мне не нужен лифт. Я хоть на небеса её вознесу, лишь бы Нара снова улыбалась.
В детском отделении стены размалёваны кривоватыми персонажами из советских мультиков. Я сбавляю ход. Сейчас будет больно. Маленькие дети с большими увечьями. Сердце сжимается. Как же это неправильно и несправедливо. Словно вхожу с ней с в холодную воду. Так надо. Это правильно. Пора хоть раз подумать о тех, кто в худшем положении, а не упиваться жалостью к ней и себе заодно.
Мы в игровой. Тут тихо и почти пусто. На цветастом коврике у окна сидит женщина, а рядом с ней маленькая девочка собирает башенку из кубиков. Совершенно обычная девочка с хвостиками и в цветастом платьишке. Вот только она как маленький пингвинчик неуклюже топчется на двух железных конструкциях, которые заканчиваются розовыми сандаликами. Малышка так ловко берёт кубики культями, прижимая их груди, что ты глазам не веришь, что такое возможно. Одна ручка ампутирована выше локтя, другая — ниже. Она улыбается, радуясь какой высокой получается башня. Просто ребёнок, проживающий счастливое детство, ведь другого у неё не будет. И у нас не будет лучшего времени, чтоб радоваться жизни и любить друг друга.
Завидев
