его не тронет.
Я проговариваю свои слова уверенно и четко. Я сам верю в них.
На следующий день у меня не получается навестить Аню и ребенка. Но я прошу отчет об обстановке у квартиры каждые полчаса.
Коршунов залег на дно. Он буквально исчез с радаров. Снял свою кандидатуру с парочки ближайших некрупных тендеров, куда я вписался только ради него.
Происходящее убеждает меня в том, что это действительно он решил забрать ребенка.
Я весь вечер ломаю голову над его целями. Меня интересует конкретный план. Только так можно придумать действенную тактику борьбы с этой гнидой.
Звоню Ане, чтобы уточнить подробности. Что предшествовало смске с угрозами. И вот тут девчонка снова рассказывает мне про лицензию.
Наверное, я должен бы разозлиться, ведь Аня хотела обмануть меня, но только не выходит. Я четко осознаю, что мать моего ребенка находилась в непростой жизненной ситуации. Я тоже давил на нее со своей стороны. Наверное, правильно, что Аня меня боялась.
Я знал о Коршунове многое, но никогда бы не подумал, что ради выгоды он пойдет на такой подлый поступок.
Мне убить его хочется. Разорвать. На ошметки. Чтобы он ответил за все, что сделал. И не только мне и моей семье.
Сейчас отчаянно хочется уцепиться за свои сомнения. Я вдруг начинаю склоняться к тому, что измена Ани была подстроена.
Вдруг я ошибался? Вдруг собственными руками разрушил свое счастье из-за чужой подлости?
Я видел записи с камер, да. На них Коршунов вел Аню за собой. Он поддерживал ее за талию, и они находились слишком близко. Непозволительно близко. Жаль, теперь нельзя пересмотреть их. Возможно, я бы взглянул на видео по-другому, в свете последних событий, заметил бы что-то такое, чего не увидел ранее, ведь тогда я на все смотрел через призму ненависти и разочарования.
По сути, на месте преступления я застукал только Аню. Она ничего не понимала и только плакала. Умоляла выслушать. Быть, может, зря я не дал ей шанса?!
А теперь у меня есть семья. Жена. Ожидается ребенок. Это моя новая жизнь, которую я выбрал сам, которой я хотел заглушить боль и отчаяние. Только ничего не вышло.
Оля подвернулась мне очень удачно, как раз в тот момент, когда мне было наиболее плохо. Чувства, что рвали душу, достигли своего апогея, когда на горизонте замаячила красивая и понимающая девушка.
Мне не хотелось больше тратить время на пустые, ненадежные отношения, и я решил жениться, выбрал дорожку, по которой хочу идти.
Я приезжаю к сыну на следующий день.
Увидев Аню, я смотрю на нее каким-то новым взглядом. Будто мои глаза открылись после долгого сна.
Она вновь оказалась той нежной, домашней девочкой, которую я любил. Которая сама готовила для меня, ждала вечерами, дарила ласку и нежность, которых я так желал.
Мы вместе возимся с ребенком, и это кажется таким естественным занятием. Будто так и должно быть. Будто это единственное, что правильно в этом мире.
Стискиваю челюсти до скрипа. Меня раздражает собственная слабость.
Когда малыш засыпает я все-таки не могу сдержаться.
– Ань, я…
– Пожалуйста, не надо… – шепчет она, когда я подхожу ближе.
Вот только я не могу сдержаться. Как же она пахнет! Этот запах не давал мне покоя. Я жаждал снова ощутить его, хоть и давил это чувство с особой жестокостью.
Мне так хочется коснуться ее бархатистой кожи. Медленно и нежно пробежать по ней пальцами, а потом мазнуть губами. Но это только сначала…
Внутри властвует желание снова обладать Аней. Сжимать ее в объятьях, жадно упиваться ее нежностью, сходить с ума от аромата волос и кожи. Моя Белоснежка. Моя…
Сейчас неважно, что будет завтра. Хочется только одного – забрать ее. Присвоить. Снова сделать своей. Вернуться в прошлое, ощутить волнующее счастье снова.
– Мирон… – приятный голосок подрагивает, когда я оказываюсь слишком близко с вполне конкретными намерениями.
Но я не слушаю. Все равно не смогу сдержаться.
Склоняюсь над Аней и жадно впиваюсь в губы моей Белоснежки. Сминаю их своими. Я точно одержимый. Голодный, словно хищник, совсем озверевший без мяса.
И в этот момент я забываю обо всем на свете. Есть лишь я и моя Аня. Красивая, нежная, соблазнительная. Моя. Моя и ничья больше.
Только сейчас я дышу. Рядом с ней. И без этого, так необходимого воздуха, моя жизнь ничего не значит.
Аня
Горячий поцелуй вот-вот лишит меня рассудка. Я мечтала об этом очень долго, но теперь, когда все происходит на самом деле, понимаю, что так не должно быть.
Как бы мне не хотелось утонуть в любви и нежности рядом с Мироном, как бы не хотелось продлить момент абсолютного счастья, я понимаю, что это лишнее. Что это неправильно. Что приятная близость только заставит в будущем страдать еще больше.
– Мирон… – тихо шепчу, когда мужчина оставляет в покое мои губы.
Они горят, буквально пылают от былого напора.
В животе трепещут бабочки, вызывая своими крыльями приятное чувство внизу живота.
Но я не должна обращать внимания на отклик тела. Мне надо быть разумной и отдавать отчет во всем, что я делаю.
– Не говори ничего… – мужчина произносит так же тихо.
Но я не слушаю.
Для большей ясности отстраняюсь, обозначающе отталкивая от себя поджарое мужское тело.
Мне кажется, я все еще чувствую под пальцами сталь его мышц. Идеальные кубики пресса, рельефные руки, раскаченную спину.
Я знаю, каков Мирон там, под рубашкой. Ведь я делала это ни раз: гладила его, изучала ладошками крепкое, притягательное, идеальное тело, впивалась пальцами в твердые мышцы в те моменты, когда мне было особенно хорошо.
Вспоминать об этом больно, но мы должны оставить отношения в прошлом.
Ничего нельзя изменить.
«Нас» больше нет, как не обидно было бы это признавать.
У Мирона теперь есть семья, беременная жена, жизнь, которую он выбрал.
Отхожу к окну. Даже этот потрясающий вид не вызывает сейчас радости. Грустно. Грустно и кошки раздирают когтями душу.
– Ты ничего не чувствуешь? – вопрос Мирона ранит.
– Нет, – лгу я. – Все умерло, когда ты бросил меня.
– Врешь! – рычит мужчина, и снова дергает меня на себя, вынуждая обернуться.
Я оказываюсь притянута к нему снова. Вжата в разгоряченную грудь, что обжигает меня даже через рубашку.
– Посмотри мне в глаза, и скажи, что не чувствуешь ничего! – уверенный взгляд сверлит меня своей настойчивостью. Мирон знает,
