уперлось в ребра. Я откашлялась… Обтерла о брюки вспотевшие ладошки.
— Слушай, Артур, это ведь неважно совсем. Правда. Пожалуйста, скажи, что ты не из-за этого такой замученный.
— Уж кто бы говорил.
— Значит, из-за этого, — резюмировала я. — Делать тебе нечего. Уже завтра об этой публикации никто и не вспомнит. Мы живем в мире стремительно меняющейся повестки, знаешь ли.
Артур опять смерил меня своим фирменным взглядом. Недоверчиво покачал головой и усмехнулся.
— Ты не перестаешь меня удивлять.
— Почему?
— Потому что я боялся застать тебя за сборами чемоданов, а ты…
— Думал, я тебя брошу из-за каких-то сплетен? И поэтому сюда примчался? — изумилась я. Вершинин пробормотал что-то невразумительное и потащил меня к машине. Такому мужчине сложно давалась слабость. А я была его слабостью, да… И это было невероятно. Просто я тогда не понимала насколько. — Артур.
— М-м-м?
— Я сильная. Может быть, со стороны кажется, что это не так, но поверь, я очень-очень сильная. Меня не испугают пересуды. Я никуда не уйду, правда. Ты мой единственный, помнишь?
Он криво улыбнулся. Отвернулся. Потом зыркнул так, что меня едва не снесло с ног, затолкал в машину. Зацеловал. Я совершенно потерялась, я ошалела… Дорога домой показалась вечностью. Город стоял в мертвых пробках. Водилы собачились, высунувшись из окон. Солнце слепило глаза — в спешке сегодняшнего утра я забыла захватить очки. И теперь мучилась. И я так хотела быть с ним, так хотела! По-настоящему… Я тогда не знала, что любовь к сцене окажется сильней. А он, может, и знал, но позволял обманываться нам обоим.
— Ты сегодня останешься?
— Нет, малыш. Надо будет вернуться. Кстати, дай-ка мне номер отца.
— Чьего?
— Твоего. Мой еще в девяносто восьмом помер.
— Зачем? — изумилась я, и даже чувственный морок несколько рассеялся от этого изумления.
— Ну а как, ты думаешь, он себя чувствует после этих всех публикаций? Наверняка ведь переживает, так?
— Само собой. Мама тоже. Я как раз с ней разговаривала, когда ты подъехал. Только я все равно не понимаю, зачем тебе их телефон.
— Хочу договориться о встрече.
— С моим отцом?
— С твоим отцом. Поговорю с ним по-мужски. Объясню, что у нас серьезно.
— Что ты? Это совершенно не обязательно.
— Сень, много думаешь. Это наши мужские дела. Номер дай, а там мы сами разберемся. Все же взрослые дяди.
И этим он покорил меня тоже… Правда. Номер отца я Вершинину отправляла, едва сдерживая готовую расползтись до ушей улыбку.
— Ты хоть домой поднимешься? Или пока не получил благословления от папы — ни-ни? — усмехнулась я.
— Зайду, малыш. Даже не сомневайся, — обдал меня жарким взглядом. — Только знаешь, нам не мешает вот какой момент прояснить.
— М-м-м?
— Мы не предохранялись.
У меня все внутри оборвалось и ухнуло вниз, срывая с глаз пелену…
— Ну, ты же… вышел?
— Это не слишком надежный способ. Поэтому вопрос — как мы будем решать вопрос контрацепции, если она нужна.
— В каком смысле — если?
— Вдруг ты хочешь ребенка.
— С ума сошел? Нет, конечно. Я же только восстановилась!
Мне это казалось таким очевидным, что набежавшая на лицо Вершинина тень даже сбила с толку. И да, мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что в этом вопросе мы с Артуром могли расходиться, как и предупреждала Даночка.
— Ясно.
— Артур, послушай, мы же договаривались…
— О чем?
— Никуда не спешить, — жалко проблеяла я.
— Ну, раз договаривались, то и не будем. В следующий раз привезу патроны. Или все же таблетки, м-м-м?
— Нет, они могут влиять на вес. Не хочу экспериментировать. Это может быть чревато для моей карьеры.
Артур кивнул. И в последующем у нас с защитой практически не было сбоев. Как и все, конечно, мы баловались петтингом или даже сексом наживую, но все равно в конце использовали защиту. Уж не знаю, как в других парах, но наш секс с Артуром был просто невероятным. Может, потому что из-за работы мы не так часто виделись, может, потому что изначально подходили друг другу. Я не анализировала. Просто наслаждалась каждой минутой с ним.
На работе тоже все складывалось более-менее хорошо. К Новому году я танцевала уже в нескольких спектаклях. А когда в самый разгар новогодних каникул наша прима слегла с воспалением легких, именно мне отдали ее партии. В Щелкунчике и Лебедином озере! Сразу… И пусть я очень сочувствовала коллеге, правда сочувствовала, без натужного притворства, не радоваться за себя, любимую, я не могла. Это был шанс. Которым я воспользовалась на сто процентов. Боже, как я танцевала! Какой это был кайф. И пусть потом болело все тело, пусть… Ничего не имело значения. Только этот миг — выхода на сцену. Я танцевала так, что даже сплетники были вынуждены заткнуть свои рты. Постепенно меня стали звать на какие-то съемки, подкасты о балете, но, главное, приглашать на гастроли. Учитывая, что с момента моего выдворения из столицы прошло меньше года — это был настоящий успех. Однажды меня спросили:
— Есения, недоброжелатели говорят, что вы получили свои роли благодаря поддержке господина Вершинина, который, как мы понимаем, является одним из крупнейших спонсоров театра. Вы можете как-то это прокомментировать?
— Что именно? — хлопнула ресничками я.
— Он вас поддерживает?
— Конечно. Примерно с моих… пяти лет. Как и десятки других талантливых детей.
Мы потом так смеялись с Артуром, когда эта программа вышла. Так смеялись… Обстебывали этих идиотов. До слез хохотали в постели, когда я, например, в самый ответственный момент невинно интересовалась, какую из ролей в данный момент отрабатываю. Мы вообще постоянно смеялись. Несколько раз выбирались к родителям. Где-то в феврале. И в последний наш приезд вместе — в апреле. И мне все нравилось, да… Больше того — я была вполне себе счастлива. А потом мне позвонили из столицы и предложили контракт. И я сделала выбор.
Настоящее
За окном смеркалось, но мы не включали свет. Так и сидели на родительской кухне молча в сгущающихся сырых сумерках. Мы с мамой — на диванчике. Отец — в узкой нише между столом и холодильником — кухонька и впрямь была крохотной. Я всхлипнула и легла маме на колени, как в детстве, выпрашивая ласки. Одной сейчас было никак.
— Мы знали, что он женится. На острове об этом давно слух ходит… — прошептала мама, зарываясь пальцами в мои отсыревшие волосы. Я закрыла глаза, чувствуя, как горячие слезы закипают под веками. Можно было спросить, почему она ничего не сказала мне раньше?
