Труднее всего было не кричать и не стонать так громко. Всё тело пылало, я не знала, за что уцепиться, каждое движение было невозможно сладким, и я начала ощущать то, что, кажется…
… Не ощущала никогда раньше.
Когда шумит в голове, и хочется бессвязно лепетать, умоляя, чтобы он только не останавливался, когда каждая дразнящая ласка — повод просить большего и большего, ноги разведены в стороны и дрожат, потому что тело тебе больше не подчиняется, и ты с каждым движением соскальзываешь в пропасть, и только его рот, алчный, жадный и умелый, удерживает тебя от падения и одновременно приглашает в бездну, а ты боишься, боишься упасть, потому что никогда раньше не падала…
— Не сдерживайся, ежонок, — прошептал Кирилл. — Не бойся. Ты со мной.
Он приподнял меня, обхватил ладонями, потянул на себя, сжимая мои бёдра жадно, голодно — и я, раскинув руки, наконец упала. По телу яркой вспышкой прошла сладкая судорога — и наступило расслабление.
Кажется, на некоторое время я перестала дышать вообще. Когда я пришла в себя, тяжело дыша, Кирилл гладил меня по волосам, тихо посмеиваясь.
— Одеваться и спускаться будем? — поинтересовался он. — Или выкрасть тебя через окно?
Я провела по лбу дрожащей ладонью.
— Не надо, — прошептала я. — Сейчас оденусь.
Кирилл мягким движением вернул бретельку лифчика на плечо.
— Я помогу.
Наверное, вот сейчас было самое время сделаться недотрогой, резко бросить: «не нужно», зажаться и холодно молчать. Или поцеловать, признаться в любви и поинтересоваться, как мы назовём нашего первенца.
Вместо этого я медленно села, застёгивая блузку, и посмотрела в глаза Кириллу.
— Я вот думаю, — тихо сказала я, — разве у тебя не было шанса научить меня есть устрицы за эти четыре дня и четыре ночи? По-моему, возможностей было полно. Вот только тогда внизу не было Марины, верно? Которая уже сейчас догадывается, чем мы с тобой занимаемся наверху.
Не отвечая, Кирилл начал надевать на меня трусики, и я не стала вырывать их у него из рук, молча позволяя меня одеть. Это было эротично и красиво, и отрицать, как приятны были его прикосновения, я не собиралась.
— Я с самого начала хочу тебя раздеть, — негромко сказал Кирилл. — И, да, сегодня вечером Марина меня особенно взбесила. Это связано. Но не настолько.
«А насколько?» — хотела спросить я, но сдержалась. Оправила юбку, влезла в туфли. Коснулась причёски, проверяя, как лежат волосы.
— Вместе спустимся? — с иронией спросила я.
Кирилл не колебался.
— Конечно.
Он предложил мне руку, и я приняла её.
— Всё-таки почему? — спросила я негромко. — Почему здесь и сейчас?
— Может быть, мне очень не нравится, когда тебя пониже спины держит кто попало, — проронил Кирилл. — Не приходило это в голову?
Я хмыкнула.
— То есть ты пещерный человек, когда речь заходит о твоих авторах? А если это двухметровый лысый мужик с автоматом?
— Ну да, ещё скажи, что ты совершенно обычный автор, а то, что мы спим в одной постели, вообще не считается. — Кирилл сжал мою руку. — Сама же знаешь, что это не так.
— Как знаю, что весь этот лимонный сок для тебя совершенно ничего не значит, — негромко сказала я. — Просто короткое развлечение на скучной вечеринке.
Кирилл выпустил мою руку. Прищурился.
— Ты сейчас серьёзно?
— Нет, что ты. Ясно ведь, что когда молодой человек стаскивает с девушки трусики, это верный знак, что он настроен на серьёзные отношения. Особенно когда внизу танцует его невеста, с которой он в глазах всего света ещё не расстался.
Я не знаю, чего я ждала своим сарказмом. Что он обидится? Поймёт и вспомнит, что о серьёзных отношениях не может быть и речи, и я была права насчёт короткого развлечения? Захочет переубедить?
Вместо этого Кирилл притянул меня к себе и выдохнул мне в волосы.
— Злой и саркастичный ежонок, — пробормотал он, гладя мои ключицы через блузку. — Я ни на секунду не жалею, что попробовал тебя на вкус. Да, мог бы удержаться. Да, возможно, стоило бы. Но тебе было хорошо, ты великолепна, и чувство вины ты у меня не вызовешь, как ни пытайся. Вот такая вот я сволочь.
— Самое печальное, — мрачно сказала я, — что ещё и великолепный любовник.
— Ужас и кошмар.
Мы спустились к гостям рука в руке. Я подсознательно ждала косых взглядов, но почти никто не обратил внимания. Тарелка с устрицами осталась на рояле, и я, вдруг поняв, что ужасно голодна, потянула Кирилла к столу с закусками.
— Вот ты где! — послышался ужасно знакомый женский голос. — Я совсем тебя потеряла. Идём фотографироваться.
Марина, поняла я. И сейчас она потащит фотографировать Кирилла для светской хроники — или просто для нужных знакомых. Ну-ну, посмотрим, как он выкрутится.
Я обернулась от фуршетного стола, чтобы поймать улыбку Кирилла.
— Точно, — согласился он. — Ежонок, пойдёшь фотографироваться?
Марина ангельски улыбнулась мне и вытянула кисть руки, и на ней сверкнуло кольцо с роскошным розовым бриллиантом. То самое, поняла я. Помолвочное. Которое по всем канонам полагалось вернуть.
Не знаю, что мелькнуло в моём взгляде, но Марина это заметила, и её улыбка сделалась шире. Ну конечно же. Она рассчитывает вернуть Кирилла, а я — ну кто я? Так, мимо проходила.
Я больше не колебалась.
— Конечно, я пойду с тобой фотографироваться, ёжик, — радостно улыбнулась я Кириллу. — Целоваться на камеру будем?
— Обязательно. Я тебя ещё и на руки подхвачу, чтобы никто ничего не перепутал.
— Блузку не снимать, — предупредила его совершенно обнаглевшая я на глазах у Марины. — Туфли можно.
— Договорились.
На лице Марины медленно проступала ярость. Кажется, я становилась очень плохой девочкой, потому что мне это нравилось.
А потом Кирилл потянул меня за руку, и я внезапно поняла, что это он всерьёз.
— Ты куда? — зашипела я. — Эй, Рымов, я пошутила!
— Поздно. — В его голосе зазвенело злорадство. — Как устрицы есть, так ты первая, а как заявить всему миру, с кем ты готова запивать их лимонным соком, так в кусты? Не выйдет, ежонок.
Я не успела осознать, как мы с Кириллом оказались у стены, обитой нежной золотистой тканью. Я едва ощутила, как его руки быстро и ловко растрепали мне волосы, а потом мы стояли, обнявшись, глядели в прицел камеры, и…
— Улыбнись, ежонок, — шепнул Кирилл. — Ты лучшая.
А почему, собственно, и нет?
Глава 27
Полчаса спустя мы, смеясь, ввалились в дом в обнимку. Снег ложился на волосы и ресницы, и было удивительно уютно снова оказаться в знакомой гостиной у ёлки.
Словно я и впрямь возвращалась домой.
— Родители окончательно собираются осесть в Лондоне, — задумчиво сказал Кирилл. — А Вера вот-вот сбежит под венец. Жаль будет продавать эту красоту.
— Так не продавай.
Он хмыкнул.
— Сдать тебе на льготных условиях?
— Один бестселлер в месяц. По-моему, идеально.
— Рад, что ты себя не переоцениваешь.
Я широко зевнула.
— Ну хоть поели, и то хлеб.
— А теперь спать, — кивнул Кирилл. — Завтра встреча с заказчиком и так далее.
И со Славой, чтобы подписать грабительское кредитное соглашение. Вот только для этого мне нужен паспорт, который Кирилл не отдаст.
А врать я ему не буду. Слишком легко можно поссориться из-за одного глупого недопонимания. Тем более что в правде ничего стыдного не было.
— Мне завтра нужен паспорт, чтобы сходить со Славой в банк и разделить кредит пополам в досудебном порядке, — ровным голосом произнесла я. — Отдай его мне, пожалуйста.
Кирилл поднял бровь.
— Какой у тебя коэффициент интеллекта?
Я устало вздохнула.
— В университете был высокий. Сейчас — понятия не имею.
— Вот мне кажется, что с университетских времён он незаметно спустился до отрицательных значений, — сообщил Кирилл. — Ты чего творишь, интеллектуальное существо? Какого чёрта ты будешь платить кредит за этого ковбоя Мальборо?
