хочу пить.
— Есть что-нибудь выпить? — Спрашиваю я, направляясь к свободному месту и усаживаясь.
— В этом круизе нет еды и напитков, детка, — с ухмылкой отвечает мне один из них.
Ветер чертовски холодный, и такое чувство, что я начинаю синеть, поэтому рявкаю:
— Есть ли одеяло или что-нибудь еще, чем я могу воспользоваться, чтобы согреться?
Тот, кто разговаривал со мной больше всех, кивает головой в мою сторону.
— Она начинает меня раздражать. Приструни ее.
— Нет! — Кричу я, когда из кармана достают инъекцию. — Я заткнусь.
Один из засранцев одаривает меня дьявольской ухмылкой, а потом говорит:
— Слишком поздно.
Когда я вскакиваю, меня сбивают с ног, и я снова оказываюсь лицом вниз, когда в мою руку вонзается игла.
Дерьмо.
Нет.
— Остановись.
— Я заткнусь….
— Н-не надо.
Мир искажается, и внезапно мне уже не так холодно.
_______________________________
Дарио
Мы отстали от этих ублюдков на час, что дало им чертовски хорошую фору.
Фургон остановился возле пристани для яхт и сейчас направляется обратно в нашу сторону. Что может означать, что они либо высадили Иден, либо еще что похуже.
— Плюс-минус двадцать минут, пока мы с ними не пересечемся, — бормочу я.
Карло сидит за рулем, Дамиано — на пассажирском сиденье, а я с Анджело — на заднем. Дамиано оглядывается через плечо и бормочет:
— Ты знаешь, как это бывает, Дарио. Если мать Иден должна им денег, они, вероятно, передали ее другой команде, которая заставит ее работать, чтобы выплатить долг.
Эта мысль уже посещала меня, но я быстро от нее отмахнулся. От того, что Дамиано говорит это вслух, в моей груди начинает нарастать рычание.
Мой тон полон ярости, когда я говорю:
— Только через мой труп я позволю им использовать мою женщину в качестве проститутки.
— До этого не дойдет, — бормочет Анджело, его тон намного спокойнее, чем я чувствую. — Мы доберемся до нее вовремя.
Мои глаза по-прежнему прикованы к дороге впереди, и проходит слишком много времени, после чего мы видим фургон.
— Держитесь, — бормочет Карло.
В следующую секунду он нажимает на тормоза, делая резкий поворот.
Все внедорожники позади нас образуют баррикаду на случай, если фургон проедет мимо нас.
Я открываю дверь и, выбираясь наружу, вытаскиваю два пистолета из-за спины. Я поднимаю руки и направляю стволы на лобовое стекло.
— Где, блять, Иден? — кричу я.
Пару секунд наркоторговцы кажутся ошеломленными, а затем они выходят из фургона.
Я открываю огонь, и сразу же слышу выстрелы своих друзей.
Когда один из ублюдков падает от огнестрельного ранения в ногу, я приближаюсь к нему и наступаю на руку, чтобы он выпустил пистолет.
Стрельба прекращается так же внезапно, как и началась; Карло поднимает на ноги оставшегося в живых ублюдка. Он с трудом встает, пока Дамиано кивает мне, чтобы я делал свое дело.
— Что вы сделали с Иден?
Наркоторговец бросает на меня взгляд, полный неуважения, из-за чего я с размаху бью его кулаком по лицу.
— Что ты сделал с моей женщиной? — Спрашиваю я снова.
Он сплевывает кровь изо рта, затем бормочет:
— Сука ушла.
От его слов мое тело содрогается.
— Ушла, то есть умерла, или вы отправили ее работать проституткой? — Спрашивает Дамиано мрачным и нетерпеливым тоном.
Наркоторговец ухмыляется, его зубы покрыты кровью.
— Это имеет значение?
Потеряв терпение, Дамиано стреляет мужчине в ногу, отчего он падает на гравий.
— По обе стороны от нас начинает скапливаться пробка, — говорит Анджело. — Нам нужно ехать.
— Скажи нам, где она, и мы оставим тебя в живых, — бормочет Франко.
— Ее пересадили на яхту, — признается дилер. — Я не знаю, что происходит с девушками после того, как мы их передаем.
Дамиано кивает головой.
— Беги.
Ублюдок, спотыкаясь, поднимается на ноги и начинает скакать в сторону ближайшего поля, волоча за собой бесполезную ногу.
Подняв руку, я прицеливаюсь и одним выстрелом в голову заставляю его упасть на обочину дороги.
— Никто из них не выживет, — бормочу я, разворачиваясь и идя обратно к внедорожнику.
Забравшись внутрь, я беру свой планшет и открываю другое приложение, где начинаю взламывать программы правоохранительных органов, которые следят за судами в электронном виде.
Я осознаю, что все садятся обратно во внедорожник и что мы снова трогаемся в путь, но не поднимаю глаз, пытаясь понять, где может быть Иден.
— Мы едем на аэродром, — инструктирует Дамиано Карло. — Нам нужно подняться в воздух.
Иден
Открыв глаза, я понимаю, что снова нахожусь у кого-то на плече.
Мир качается, и мне удается увидеть короткий коридор со ступеньками, ведущими, как я полагаю, на палубу.
Я все еще на яхте?
Я слышу, как открывается дверь, и секундой позже меня швыряют на пол, как мешок с картошкой. Из меня вырывается стон, и когда мои глаза фокусируются на человеке, который меня бросил, я его не узнаю. Он одет в костюм, а не в обычную одежду, как остальные.
— Снимите с нее платье и туфли, — бормочет он, после чего выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
А?
Меня хватают за руки и поднимают на ноги, и когда я слышу, как расстегивается молния моего платья, последствия наркотиков, которые мне вкололи, исчезают со скоростью света.
— Черт возьми, — огрызаюсь я, но это звучит скорее удивленно, чем сердито.
Я начинаю извиваться всем телом, отбиваясь от тянущихся ко мне рук. От сильного удара по голове я падаю на бедро.
Я преодолеваю боль, и когда поднимаю голову, вижу четырех женщин, стоящих в ряд у стены. Одна смотрит на меня пустым взглядом, в то время как у трех других по щекам катятся тихие слезы.
Меня поднимают на ноги, и, повернув голову, я вижу двух мужчин, которые снова пытаются снять с меня платье.
— Не прикасайтесь ко мне, черт возьми, — кричу я.
Проходит еще одна драгоценная секунда, после чего до меня доходит, что у меня чертовски много неприятностей.
Из меня вырывается паническое хихиканье, затем я разворачиваюсь и бросаюсь к двери.
Один из мужчин хватает меня за волосы и впечатывает лицом в дверь, через которую я надеялась сбежать, а затем меня дергают назад. До моих ушей доносится звук рвущейся ткани, когда платье с силой срывают с моего тела.
Господи.
Боже.
Я прерывисто дышу, мой взгляд дико перебегает с девушек на мужчин и остальную часть пустой комнаты.
Здесь есть два маленьких окна овальной формы, и через них я вижу темные, неспокойные воды.
Стоя в черном лифчике и трусиках, во мне срабатывает инстинкт самосохранения, который не давал мне покоя с самого
