class="p1">Я сижу на полу, прислонившись спиной к стене, где стоят остальные четыре женщины.
Та, что с пустым взглядом, прошептала что-то на языке, которого я никогда не слышала, но это было похоже на молитву.
Бог. Это я. Иден. Твое нелюбимое дитя, раз уж ты продолжаешь поливать меня дерьмом. Если ты слушаешь, я была бы очень благодарна сейчас за небольшой перерыв.
Я поднимаю руку и легонько провожу пальцами по синякам на лице и огромной шишке на голове, которая кажется размером с яйцо.
Когда я пришла в себя, мужчины с пистолетом уже не было, как и тела. На полу кровь, и я продолжаю смотреть на нее.
Дверь открывается, и входят двое вооруженных мужчин. Они жестами огромных автоматов приглашают нас подойти.
Куда? Зачем?
Дерьмо.
— Отпустите меня, — начинает плакать одна из женщин. — Пожалуйста.
Мои глаза мечутся между ней и мужчинами, когда я поднимаюсь на ноги. У меня начинается головокружение, отчего в желудке бурлит желчь.
Один из мужчин направляет на нее свое оружие и рявкает:
— Заткнись на хрен и выходите, чтобы вы могли поссать и попить воды.
Мое тело начинает сильно дрожать, и, не желая умирать прямо здесь, я иду к двери, не сводя глаз с мужчин.
Когда я выхожу в коридор, там стоит еще один вооруженный мужчина, который кивает мне, чтобы я зашла в туалет.
— Пожалуйста, — слышу я, как умоляют другие женщины, и готовлюсь услышать выстрел. Мою кожу покалывает, и дрожь в теле усиливается.
— Оставь дверь открытой, — приказывает мужчина в коридоре. — Не делай глупостей.
Зайдя в небольшую уборную, я укрываюсь за стеной. Я быстро справляю нужду, затем пью столько воды, сколько могу осилить. Бог знает, когда нам снова дадут что-нибудь выпить.
Когда я выхожу в коридор, меня хватают за руку и заталкивают обратно в комнату. Спотыкаясь, я ухитряюсь сохранить равновесие, бросая на этого засранца свирепый взгляд.
Через несколько минут дверь снова запирается, а женщина, которая умоляла, начинает истерически плакать.
Подходя к окну, я выглядываю наружу, пытаясь понять, где мы находимся. Снова ночь, но мои глаза расширяются, когда я различаю причал и различные лодки.
Мы больше не в море.
Я продолжаю стоять у окна, пока не замечаю, что на улице начинает светать. Когда кажется, что проходят часы, а в комнату никто не заходит, я опускаюсь на пол и подтягиваю колени к груди.
Наверняка они не планируют держать нас здесь долго, верно?
Никто из женщин не разговаривает друг с другом, и когда тишина начинает меня раздражать, я говорю:
— Меня зовут Иден. А вас как?
Та, что истерически плакала, шепчет:
— Я Милания.
Остальные трое молчат, отчего я думаю, что они не в своем уме от полученных травм.
— Привет, Милания. — Пытаюсь я улыбнуться ей. — Как ты попала на яхту?
— Мне сказали, что в Нью-Йорке есть работа. Я заплатила двести пятьдесят долларов, и когда меня подобрали в Майами, меня привезли сюда. Это было много дней назад. Они продолжают накачивать нас наркотиками.
— Это для того, чтобы мы трахались за наркотики, — внезапно монотонно бормочет та, что с пустым взглядом.
Бросив взгляд на два синяка у себя на руке, я осторожно провожу по ним пальцами.
Я ни за что не стану наркоманкой. Я не Мэнди.
Я поднимаю голову и, поднявшись на ноги, снова смотрю в окно, но в той части дока, которую вижу, все тихо.
Я обхватываю себя руками, и, когда осознание ужасающей реальности ситуации становится совершенно ясным, разрушительные эмоции переполняют меня.
Что, по мнению Дарио, со мной случилось?
Бедный Тайрон. Он, должно быть, вне себя от беспокойства.
Надеюсь, Куинси выжил.
Я прерывисто дышу, когда мои глаза начинают затуманиваться от непролитых слез.
Не позволю им превратить меня в наркоманку, которая пойдет на все ради кайфа.
Нет.
Я лучше умру.
Ни одна из моих слезинок не падает, пока я продолжаю смотреть в маленькое окно.
Через некоторое время я снова сажусь и прижимаю колени к груди. Холод окутывает меня. Такое чувство, что он проникает в самые мои кости.
Я изо всех сил пытаюсь справиться с безнадежными эмоциями и придумать план. Но что я могу сделать? Как и остальные четыре женщины, я застряла. У меня нет ничего, что я могла бы использовать в качестве оружия.
Проходит чертова уйма времени, в течение которого ничего не происходит, и это начинает сводить меня с ума.
Отморозив задницу, я поднимаюсь на ноги и начинаю бегать на месте, чтобы хоть немного согреться.
— Мне страшно, — шепчет Милания. Из нее вырывается всхлип, и она начинает плакать.
Бег ни хрена не помогает, и, остановившись, я подхожу к Милании и сажусь рядом с ней. Поднимая руку, я обнимаю ее.
Мне тоже страшно.
Но я не произношу эти слова вслух. Вместо этого я просто обнимаю ее, пока она плачет, и смотрю на маленькое овальное окно.
Интересно, что делает Дарио. Волнуется ли он из-за того, что я пропала?
Тайрон, вероятно, устраивает сцену в полицейском участке, но они ни хрена не сделают. Когда такие люди, как мы, исчезают, это никого не волнует.
Никто не станет меня искать.
Мысль об этом сильно задевает, и мне требуются все силы, чтобы не разрыдаться.
Господи, наконец-то я обрела счастье. У меня все было хорошо с Дарио. Да, с деньгами было не очень, но я к этому привыкла. У меня были Дарио и Тайрон, два потрясающих человека, которые заботились обо мне.
У меня была любовь.
Я трясу головой, пытаясь отогнать нездоровые мысли, и, отпустив Миланию, снова встаю. Выглянув в окно, я замечаю, что уже стемнело.
Эти придурки оставили нас здесь на весь день.
Я подхожу к двери и поворачиваю ручку, но она заперта.
Они могут хотя бы дать нам что-нибудь поесть и попить. Еще один перерыв в туалет сейчас был бы очень кстати.
Не заботясь о том, что у меня будут неприятности, я стучу кулаком в дверь.
— Эй. Откройте дверь. — Бах. Бах. Бах. — Там есть кто-нибудь? Откройте! Мне нужно в туалет.
— У тебя будут неприятности, — шепчет Милания.
Когда никто не приходит открыть дверь, я останавливаюсь и хмуро смотрю на кусок дерева, который держит меня в заточении в этой морозильной камере.
В моей голове рождается идея, и я перехожу на другую сторону комнаты. Затем я бегу и врезаюсь плечом и боком в дверь в надежде, что она откроется.
Дверь не поддается.
Я же, напротив, отскакиваю назад и приземляюсь на задницу; плечо и бедро горят
