рядом, несмотря ни на что. В готовность удвоить силы, чтобы спасти ребенка. Неужели это все не имело для нее значения?
– Ты просто другая, – Влад улыбнулся одними губами, глаза же остались серьезными. – Поэтому тебе и кажется дикостью то, что для нее в порядке вещей. Но знаешь, сейчас я рад, что в моей жизни была вся эта грязь. Потому что иначе мы бы с тобой не встретились.
Сердцу стало тесно в груди, и я обхватила себя руками, пытаясь хоть немного унять пронзившую меня дрожь. Его слова слишком сильно напоминали… признание. Такое для меня желанное, но такое невозможное. Даже если бы ни было Елены, кто я – и кто он? Мне давно не шестнадцать лет, чтобы верить в сказки.
Влад посмотрел беседующих в стороне Корецкого и свою жену, а затем впервые за долгое время улыбнулся по-настоящему тепло, без натянутой, наигранной маски.
– Мы доделаем интервью, отснимем все нужные локации, а потом тебе нужно будет уехать. Пожалуйста. Сделай это для меня.
Я задохнулась внезапно подступившей болью, сделавшейся такой острой, что от нее потемнело в глазах. Знала ведь, что это случится. Тогда в чем дело? Не рассчитывала, что так скоро? Но, может, это и к лучшему, чем быстрее вырву все воспоминания о нем и убью все надежды, тем проще будет вернуться к привычной жизни. Вот только почему он улыбается? И почему при одном только взгляде на него хочется верить совсем в другое?
– Оксан, так сейчас нужно. Просто доверься мне. Я вылечу сына, решу вопросы с женой, а потом найду тебя. Обещаю. Слышишь?
Чем ближе подходило время отъезда, тем тяжелее было думать о нем. Я понимала, что Влад прав, и сейчас нельзя рассчитывать ни на что другое. Не то время и не то место. Хотя на самом деле такими мыслями только утешиться пыталась. Внушить самой себе, что это вынужденное расставание временно.
Мне очень хотелось поверить мужчине. Если он найдет меня, и я ему действительно нужна, то неважно, когда это случится. Буду ждать, сколько потребуется. Главное, чтобы было чего ждать…
В написанной статье оказалось очень мало правды, но я знала, что Мурзин останется доволен. Подробностей из жизни богатого и таинственного Сотникова в ней хватало, даже пикантных, о которых не писал раньше никто и никогда. Яркие, живые снимки должны бы закрепить эффект. Читателей ждала душещипательная история о счастливой семейной жизни местного олигарха, а значит, самые высокие рейтинги нашему журналу были обеспечены.
То есть с заданием главреда я справилась на отлично, но от этого чувствовала себя еще хуже. Моя командировка завершалась, и не было ни единой причины продлить ее хотя бы на один день.
С Владом после интервью мы виделись мельком лишь пару раз, когда я приносила его жене черновик для одобрения. Елена осталась довольна написанным, а он… едва взглянул в мою сторону. Холодно кивнул, возвращаясь к своим делам. И пусть я знала, что сделано это было лишь для того, чтобы отвлечь внимание супруги, легче от этого знания не стало. Каждую ночь подолгу ворочалась, не в силах уснуть, и все больше скучала по нему.
Зато Максиму в деревне неожиданно стало нравиться. Он хоть и планировал возвращение вместе со мной, не выглядел ни расстроенным, ни удрученным. И больше не делал попыток объясниться мне в любви. Вел себя не то, чтобы сдержанно, но совсем не как человек, планирующий связать со мной свое будущее. Я даже подозревала, что они с Еленой продолжают встречаться: уж слишком довольным иногда он был. И это мучило еще сильнее. Не потому, что мужчина мне лгал, но из-за того, что делал это с той, которая сейчас должна была думать только о больном сыне. Уж точно не о любовнике.
Вечером накануне отъезда я зачем-то пошла к реке. Вещи уже собрала, и находиться в собственном доме было особенно тяжело. Словно я сознательно приближала разлуку. А здесь, у воды, в окружении удивительной природы, боль в груди как будто ощущалась меньше.
Спустилась на пирс, усаживаясь прямо на деревянный настил, и снова вспоминая встречу с Владом. Тогда я едва выносила его, но как бы хотелось вернуть то время и пережить все заново. Упоительные, драгоценные минуты, когда менялось наше отношение друг ко другу, и менялись мы сами.
– Ксюшенька, как хорошо, что я встретила тебя! – раздался голос за спиной, и я, обернувшись, увидела приблизившуюся ко мне бабу Глашу. Не особенно была расположена общаться сейчас с кем бы то ни было, но и проигнорировать ее появление не могла. Улыбнулась, поднимаясь.
– Да, решила пройтись перед отъездом.
– Уезжаешь-таки? – уточнила старушка. – А я напарника твоего встретила, он и сказал, что вы завтра уже собираетесь в город. Жаль, жаль…
Я недоуменно смотрела на нее. Чего жаль? Это у меня сердце рвется на части, а ей-то что за дело? Мы и не общались толком, вряд ли она бы успела ко мне привязаться.
– А пойдем в дом, дочка, чайку попьем. Я свежий заварила как раз, – и, видя мои сомнения, добавила: – Не отказывайся, может, и не увидимся больше. А я кое-что рассказать тебе хочу. Про церковь здешнюю, то, что не договорила в прошлый раз.
История местных достопримечательностей меня сейчас волновала меньше всего на свете, но посидеть за чаем со старушкой было лучше, чем тосковать в пустом доме, рассматривая приготовленный к отъезду чемодан. Я кивнула и пошла за Глафирой Кузьминичной.
– Мне историю эту бабушка моя рассказывала, часто, как сказку перед сном. Очень я слушать любила! – начала свой рассказ баба Глаша, когда мы сели за стол. – А ей – ее бабушка. А той – ее. Много лет назад жил на этой земле барин. Имение у него большое было, больше всех в округе. И хозяйство, и скот – всего в избытке. Вот только счастья не нажил он. Что-то не заладилось у них с женой, так что она все больше в городском доме находилась, а сюда почти не приезжала. Это сейчас люди с легкостью семьи рушат, если что-то не выходит, а тогда ох, как тяжело развод получить было. Да и не стремился он к тому. Жил себе, да жил, вроде бы женат, а вроде бы и один, как перст. А потом влюбился.
– В крепостную? – улыбнулась я. Не трудно предугадать. И фильмы, и книги пестрели подобными трогательными историями о красивой любви с трагическим финалом, потому что иначе и быть не
