И тут она, тетка лет под сорок, в платочке, в юбке до полу. Вы, говорит, Всеволод Туманов? Я по неопытности еще не знал, что в таких случаях надо отчаянно врать.
– Как это врать? Если вас в лицо узнали.
– А вот так. Мол, просто похож на него, вы обознались. И пока человек стоит в растерянности, соображает, ты быстренько смываешься. Очень многие артисты таким приемом пользуются. Но тогда я признал, что Туманов. И она выдает: «Я к вам трое суток ехала. Меня к вам Богородица послала, небом вы мне предначертанный…» И дальше в таком духе. До меня доходит, что тетка невменяемая. А как от нее избавиться? Она увидела меня по телевизору, решила, что смотрю я лично на нее, пою лично для нее, и во всем этом безобразии еще и Богородица виновата. И что я должен делать? Это сейчас сфотографировался с человеком на его телефон, автограф оставил для бабушки – и все счастливы.
– Боюсь, даже существуй в те годы Инстаграм и телефоны, не помогло бы, – хмыкает Сашка. – Встречала я таких, осененных предзнаменованием, судьбой, Богом и еще чем-нибудь. Это не лечится и не корректируется. Пожалуй, второй по неадекватности тип поклонников.
– Второй? – Всеволод Алексеевич аж откладывает новую баранку, за которой уже потянулся. – То есть у тебя своя классификация есть? А на первом месте кто тогда?
– На первом ваши «жены».
– А, ну да, верно. – Он кивает. – Я как раз хотел другой запоминающийся случай рассказать. Моей женой она себя и называла. Встретившись нос к носу с Зариной, что примечательно. Просто приехала, тоже откуда-то там, позвонила в дверь, открыла Зарина. Спрашивает, вы кто. Та отвечает, что жена. И я, как назло, дома. Зарина меня за шкирку, мол, рассказывай, чего я не знаю. А я ни сном ни духом. Я эту страшную тетку первый раз в жизни вижу! Что ты на меня так смотришь? Не веришь? Ну да, святым я никогда не был. Но, знаешь ли, заявиться к жене с подобным заявлением может только неадекватная женщина. А с неадекватными я никогда не связывался.
– Всеволод Алексеевич, я в вас не сомневаюсь. Просто вспомнила, сколько я таких ваших «жен» встречала. Наверное, чуть поменьше, чем посланных Богородицей, но тоже на целый отряд хватило бы. Они более предсказуемые, чем «посланницы», но такие же агрессивные. Ни те ни другие не терпят сомнений в своей роли и рассказывают о вас совершенно невероятные вещи. Только для «посланниц» вы ангел во плоти, а для «жен» – демон, тоже во плоти. Первые рассказывают, как вы добры и милосердны, вторые шокируют постельными историями с вашим участием. Всеволод Алексеевич, вам нехорошо? Как-то вы побледнели.
– Не в том смысле нехорошо, в каком тебя это может беспокоить, – качает он головой и поднимается, чтобы снова поставить чайник. – У меня такое ощущение, что ты знакома с моими поклонниками куда лучше, чем я.
– Разумеется. Я сколько лет администрировала всю эту богадельню?
– И зачем? Сомнительное удовольствие.
– Очень сомнительное. Но они все равно нашли бы место, где собраться. Я исходила из принципа «не можешь победить – возглавь». Так все под контролем, можно сказать, медицинским. Сидят себе смирненько. И я делала все, что могла, чтобы они вас не подставили, не скомпрометировали. Чтобы хотя бы в интернете о вас не появлялись гадости с их стороны. Журналисты же хитрые, они сидят по фанатским группам, сплетни собирают, а потом статьи строчат. Контролировать их на концертах и гастролях я, конечно, не могла. Но некую культуру поведения мы с моими девчонками прививали. Задавали тренды, как сейчас модно говорить. Например, не подавать цветы из-под сцены, из партера. Перед каждым концертом об этом писали, предупреждали, сами показывали пример. И постепенно до всех дошло, что так делать не надо.
Смотрит удивленно. Вспоминает, видимо, в какой момент количество переданных из партера букетов пошло на спад.
– А почему, Саш?
– Потому что мы увидели, как вам неудобно нагибаться за ними. Что у вас колено плохо гнется, что вы морщитесь, особенно если вам протягивают уже пятый букет за вечер или десятый.
Он кивает.
– Все верно. Я не думал, что так заметно.
– Нормальным людям не заметно. Просто мы не вполне нормальные. Когда ходишь на ваши концерты несколько раз в год, всю программу знаешь наизусть. И не столько слушаешь исполнение, сколько смотришь на любимого артиста. И замечаешь всякие детали. К сожалению, многие поклонники ставят свои интересы выше ваших. Им хочется вручить вам букет, им страшно подниматься на сцену или вообще охрана не пускает, а бодаться с ней не хочется, ну и подают снизу. Еще и блокноты вам суют на подпись, тоже на сцене. Не особо заботясь, что мешают вам работать. С почетными караулами» у служебок после концерта мы тоже боролись. Пропагандировали идею, что, если неймется, лучше караулить до, а не после. Потому что вид у вас на тех фотографиях, что делали фанаты «после», поймав вас по дороге от двери до машины, просто обнять и зарыдать. Простите за подробности.
– Серьезно? Ну да, наверное. Уставший же, мокрый, в наполовину стертом гриме. Та еще красота, я думаю.
Сашка кивает, встает из-за стола, подходит к открытому окну, усаживается на подоконник, вполоборота к улице. Всеволод Алексеевич недовольно цокает, но ничего не говорит. Что такого? Первый этаж, под окном палисадник. Максимум, что ей грозит, – прилететь задницей на его розы. Сам разрешил курить. Не в него же дым пускать. А такой разговор и вообще эта ночь явно требовали сигареты.
– Так вы ушли от темы, Всеволод Алексеевич. Ну подумаешь, одна посланница Богородицы, одна «жена». И среди обычных людей встречаются сумасшедшие. Что ж теперь, ходить оглядываться? Не вижу повода бояться поклонников.
– Я не всё рассказал. Через несколько лет меня едва не разорвали на стадионе. На стадионе люди вообще неуправляемые, они просто сметают все ограждения и лезут на сцену, которой фактически нет. И рвут тебя на сувениры. Одна дамочка за один конец галстука тянет, вторая за другой. Испугаешься тут!
Сашка молчит и радуется, что у нее есть повод не смотреть ему в глаза. Останься она за столом, это трудно было бы сделать. Потому что рассказывает он не свою историю. Байке про стадион и галстук сто лет. И первым ее начал травить совсем другой артист, коллега и конкурент Туманова, любимец женщин. Что его рвали на сувениры, Сашка бы поверила. Но Всеволод Алексеевич в советское время был более сдержанный, более правильный, более комсомольский. Он не вызывал
