class="p1">— Я тебя запачкаю и нежненько вымою… Потом зацелую твою затраханную киску.
— Надеешься полизать мне ранку, чтобы все зажило? Антинаучная хня.
— С тобой мне тянет на все такое — антинаучное, недоказанное! — признался Громов.
— И ты много трындишь во время секса.
— Я могу заткнуться… Только если займу язык…
— О боже, нет. Ты и там болтать умудряешься! — хихикнула, но потом хихикать уже не получалось, осталось только стонать и покрикивать от быстрых, мощных толчков Громова.
Еще и накатывало без конца оргазмами.
Сердце не выдерживало волн удовольствия, взмыв куда-то вверх.
Очередной толчок, глубокий поцелуй…
Потом пулеметная очередь жадных фрикций, и меня размотало на всю катушку, расплескало по влажным простыням.
— Ууу… Черт… Ааа… Что ты творишь?
Громов едва успел вытащить член и сжал его, выплеснувшись на низ моего живота, кончая долго-долго.
* * *
— Теперь можно в душ?
— Теперь нужно в душ, — вяло отозвался Громов. — Но я не хочу. Ни на минуту выпускать тебя… Так классно валяться с тобой.
Босс собственническим жестом сжал мою грудь, накрыл ртом соски, заигрывая с ними по очереди.
По-громовски это означало лежать и отдыхать — в ленивом, неспешном темпе доводя меня пальцами и языком до очередного оргазма.
Мы много целовались, так много, что губы опухли, и языки — тоже. Скулы сводило, но невозможно отказаться и не принять очередной жаркий поцелуй моего босса, пылко доказывающего свою страсть.
Меня это радовало, льстило, восхищало.
— А как же твой секрет? Ты хотел мне что-то показать.
— Да. Для этого нужно ко мне поехать. Показал бы… Но могу и рассказать, если ехать никуда не хочешь.
— Одеваться, вставать… Ехать… Нет, не хочу. Если только не на работу.
— Лентяйка, что ли?
— Я ответственная лентяйка. Все мои силы, энергия, все направлялось в работу.
— То есть в меня, — уточнил довольным тоном. — И поверь, я это ценю. Очень! Помнишь первый визит?
— Ммм… Конечно.
— Я помню, во что ты была одета так, как будто это было вчера, — выдохнул Громов.
Я обняла его за торс, опустила голову на плечо.
— Расскажи.
Я не могла поверить в то, что Громов питал ко мне симпатию так долго. Вернее, он повторял и повторял это, но я требовала, чтобы он не останавливался и продолжал признаваться.
— Короткое летнее платье, в горошек. Очки-кошечки с толстой белой оправой, красная помада. Красные босоножки, чокер на белоснежней шее.
— О, боже. Ты точно псих… — хихикнув, спрятала лицо на его груди.
— И ты меня покорила. Сразу же. Просто покорила… — признался Громов. — После твоего ухода я безобразно дрочил в туалете, забрызгав там кафель. Хотел тебя жутко! Поэтому придумал дресс-код. Я сразу же понял, что ты нужна мне, как никто другой, и не хотел портить это сексом. Думал, потом… Потом ты стала для меня и совсем незаменимой. Поэтому я не хотел терять то, как много ты для меня значила. Мне с тобой так кайфово, как ни с кем другим. И теперь… Черт, я тоже опасаюсь, как бы моя несдержанность и характер не испортили все. Поэтому мне страшно, — выдохнул. — Страшно даже в душ тебя одну отпустить!
— Это и есть твой секрет?
— Это часть секрета… — выдохнул Громов. — Есть еще кое-что.
— И?
— Обещай, что не убьешь.
— Я обещаю, что подумаю над тем, перед тем, как тебя убивать. Годится?
— Да.
— Давай свой секрет…
— Моя мама… — начал Громов. — Ты же знаешь, они всегда с отцом жили на две страны. После смерти отца она вернулась в Турцию, ты же знаешь.
— Да, знаю. Регулярно отправляю ей подарки.
— Она думает, что мы помолвлены, — выдохнул Громов.
— Что?!
— А что мне было делать? Она приставала ко мне с этим всем… Создать семью, не быть одиноким, не повторять путь отца, который только после пятидесяти женился и прожил в браке совсем немного… — продолжил Громов. — Она собиралась разрушить мою идеальную, устоявшуюся жизнь и начать знакомить меня с достойными девушками из числа семей друзей. И я…
— И ты…
— И я не придумал ничего лучше, чем сказать, что невеста у меня уже есть. Почти целый год я отмазывался, но теперь мама настроена прилететь и… плотно с тобой пообщаться.
— Я тебя убью.
— Ты обещала подумать, прежде чем сделать это. Выручишь? — сделал щенячьи глазки Громов.
— Изобразить твою невесту?
— Да.
— Вот уж нет.
— Что?
— Придется на мне жениться.
— Правда?
— Нет, блин! Громов, скотина… Вот как… Скажи, как так можно?! Только ты так умеешь! Испортить все… Все перечеркнуть одним гребаным предложением. Не буду я тебе помогать обманывать твою милую маму… А я-то думала, почему мне едва ли не вагонами приходят турецкие сладости! А записочки эти, а? Которые ты переводил! О, ты, наверное, ни слова правды мне не сказал! Враль… Сам разбирайся.
Виола
— Мы не прогорим, вот увидишь! — уверенно заявил босс.
— Мы не прогорим? Я могу не прогореть, но ты, Гром, ты не сможешь ответить даже на простейшие вопросы. Когда у меня день рождения?
— Ты что, совсем за дурака меня держишь? — обиженно насупился Громов. — Седьмого сентября.
— Окей, усложняем задачу. Сколько лет мы встречаемся, когда мы впервые встретились и…
— Шестнадцатого июля. Время назвать? — сощурился. — Восемь лет мы вместе. Последний год ты — моя невеста!
— Охренеть ты гад… Так… Это еще не все. Какую музыку я люблю слушать? Мой любимый десерт? Марка вина?
— Ты не любишь вино. Слушаешь любовную ахинею, но с хорошими ритмами, из десертов предпочитаешь треуголку.
— Какую еще треуголку, Громов?
— Императора в треуголке. Эээээ… Наполеон! — щелкнул пальцами.
— Хорошо, нулевой уровень ты прошел, а…
— Остальное можешь не спрашивать. Никто не будет устраивать допрос, зайка. Мама просто посмотрит на тебя, увидит, как ты обо мне печешься, с какой заботой обустраиваешь мое личное пространство, учует эти флюиды взаимного притяжения между нами и со спокойной душой уедет в Турцию, — улыбнулся обаятельно.
— И потом, видимо, мы расстанемся, да?
— З-з-зачем?
— Потому что не могу же я вечность ходить в невестах? За этим свадьбу потребуют, а у нас что… Нет уж, придется расставание изобразить. Я разобью тебе сердце. Хотя, нет… Что это… Все шишки на меня? Нет уж, дудки. Я в красках распишу, как застала тебя в постели с тремя китаянками! — ухмыльнулась.
— То есть ты согласна? У меня и колечко имеется…
— Конечно.
— Правда?
— Мне нужна добавка к жалованью. А еще я хочу мартини. Прямо сейчас, — потребовала я. — И презервативы.
— Ты намерена продолжить?
— Разумеется. Справишься с элементарным списком покупок, же-ни-шок?
— Разумеется.
