Какой кошмар.
— Женечка, ты преувеличиваешь, детка.
Диана Леонидовна незамедлительно встаёт между нами, озабоченно вглядываясь мне в глаза.
— Просто Тоша, как все мужчины, очень падок на легкодоступных женщин.
— Мама!
— Молчи!
Я качаю головой из стороны в сторону, как китайский болванчик, и обращаюсь к Кожевникову-младшему:
— Антон, мы можем поговорить наедине?
Понимаю, что за столом с родителями мужчины нам не удастся поговорить по душам — его мать — настоящая фурия, готова идти по головам, сломать несколько жизней только для того, чтобы добиться желаемого.
— Да, конечно.
Бизнесмен радостно подскакивает со своего стула, и, схватив меня за руку, тащит в спальню. Пока он возится с замком, чтобы его маман нас не смогла потревожить или прервать, я оглядываю мужскую опочивальню.
Две стены выкрашены тёмно-синей краской, а две — белой. Натяжной потолок с точечными светильниками, широкая кровать с резным изголовьем из массива цельного дерева, две тумбочки, огромный шкаф-купе и два мягких круглых кресла. На полу — шикарный белый пушистый ковёр, на котором, скорее всего, очень приятно заниматься любовью.
— О чём ты хотела поговорить?
Антон Михайлович плюхается в одно из кресел и закидывает ногу на ногу, оглядывая меня с ног до головы. Сейчас мужчина расслаблен и у него даже разгладились мелкие гусиные лапки вокруг глаз — видно, без мамы он чувствует себя намного лучше.
Может, поэтому он сбежал из Мюнхена в дождливый Питер?
Я одёргиваю юбку, которая постоянно норовит подняться всё выше и выше, и опускаюсь на второе кресло, не сводя глаз с мужчины.
— Я не понимаю, почему ты не скажешь своей матери всё, что думаешь. Ты меня не любишь, я тебя не интересую как женщина, и предложение ещё несколько дней назад ты собирался делать Юлии. Так почему же сейчас пошёл на попятную, чёрт возьми?
— Блин, с мамой очень тяжело спорить. Ты же видишь, какая она.
— А и не надо с ней спорить. Нужно быть мужиком и хоть один раз в жизни сделать так, как хочешь ты. Это тебе со мной жить, не маме.
— Она уже всё продумала. Ты идеально подходишь на роль моей супруги, так как отлично впишешься в ведение бизнесом. Опыт в этой сфере у тебя есть.
— Какой? Опыт официантки?
— Мама считает, и это вполне небезосновательно, что ты можешь стать отличным руководителем. Потому что я совершенно не хочу заниматься делами.
— Даром мне не сдался ваш семейный бизнес!
— Да? Очень жаль, мама расстроится.
— Да пофиг.
Я небрежно делаю взмах рукой и подскакиваю с кресла. Спокойствие Антона меня жутко раздражает. Ну как можно быть таким абсолютно безучастным к собственной жизни?
— Маме Юлия не понравилась, она не даст согласие на наш брак.
— А тебе нужно родительское благословение?
— Ой, да она что угодно придумает, только бы я не женился на Юле. И в больницу ляжет с приступом, и завещание составит, в котором всего меня лишит и ещё Бог знает что придумает.
Пожимаю плечами.
— Тебе решать. Это — твоя жизнь.
Пора заканчивать с этим спектаклем, в котором мне отвели почему-то главную роль.
Подскакиваю к двери и быстро прокручиваю замок, распахивая дверцу. Диана Леонидовна не ожидала от меня такой прыти и упала на корточки прямо к моим ногам.
— Подслушивали, значит?
— Нет-нет, Женечка. Так, мимо проходила.
Хмыкаю. Ну конечно.
— Ну, что вы с Антошей решили? На какое число заявление будете подавать? Говорят, в этом году много красивых дат на роспись, и в ЗАГСах уже очереди.
— Не нужна мне ни красивая дата, ни доля в вашем семейном бизнесе, ни ваш сын!
Женщина мгновенно бледнеет, а её длинная морщинистая шея мгновенно покрывается красными пятнами. Я же не собираюсь отступать. Этот фарс мне уже порядком надоел, и у меня совершенно нет сил начинать новый виток дискуссий.
— Но, как же, так?
— А вот так.
— Но ты же его спасла, прикинулась невестой, и всё это ради одно — потому что очень любишь Тошеньку.
— Я была увлечена вашим сыном, согласна. Тяжело полюбить человека, когда видишь его несколько раз в неделю и не имеешь возможности с ним даже поговорить. Скажем так — мы с Антоном оказались абсолютно разными людьми, у нас нет ничего общего.
— Тоша хороший, мягкий. Вот увидишь, вам нужно всего лишь узнать друг друга получше. Может, вам стоит вместе съездить на отдых? Куда бы ты хотела поехать?
— Я бы хотела побывать везде. Но с любимым человеком. Антон не подходит на эту роль.
Диана Леонидовна прикладывает морщинистую руку, всю унизанную перстнями, ко лбу, и страдальчески закатывает глаза. Я с некоторой иронией смотрю на разыгрывающуюся комедию, но не собираюсь отступать — с такой тряпкой, как Кожевников, жить будет просто невозможно. И никакие блага его родителей не заставят меня передумать.
— Простите.
Опускаю голову и прохожу мимо мадам Кожевниковой, слегка задев её плечом. При этом женщина застонала, как побитая собачонка, и схватилась за сердце.
Я же, не обращая никакого внимания, прошествовала в коридор мимо спокойно стоящего позади супруги Михаила Владимировича, и принялась одеваться.
— Миша, ну что же ты стоишь? Задержи её!
— Зачем? Диана, ты оглохла? Евгения не любит нашего сына, и свадьба, о которой ты мечтала, не состоится.
— Но я же уже всё продумала!
— Перестань! Ты не можешь заставить их полюбить друг друга. Если на своего непутёвого мямлю — сыночка ты ещё можешь надавить, то у Жени такой же сильный характер, как и у тебя.
— Я уже всех подружек обзвонила, рассказала им, что Тоша женится.
— Теперь расскажешь, что свадьбы не будет — невеста сбежала.
— О, я этого не переживу! Это позор! Тоша станет посмешищем!
— Тогда разреши ему жениться на его избраннице. Как зовут ту блондинку, о которой ты мне рассказывала? Юлия, кажется?
— Только через мой труп! Никогда этой шалавы не будет в моём доме!
Я берусь за дверную ручку, и, выкрикнув слова прощания, вываливаюсь к лифту. Уф, Слава Богу, что мне хватило сил на то, чтобы пережить всё это. Правильно ли я поступила? По крайней мере, я усвоила один урок — никогда не врать.
Спускаюсь на лифте и тотчас вызываю такси — в такое позднее время я не знаю, ходит ли общественный транспорт, а мне очень срочно нужно добраться до полицейского участка, и побеседовать с капитаном Тороповым.
Ведь я прекрасно видела, как неприятны ему были слова Дианы Леонидовны о нашей с Антоном помолвке. И мне необходимо опровергнуть это.
Подпрыгиваю в нетерпении у подъезда, поправляя воротник пуховика из искусственного меха, и поглядываю на часы — девятый час. Хоть бы Григорий Егорович оказался на месте!
Залетаю в салон такси и радостно откидываюсь на сидении, называя адрес, по которому находится полицейский участок. Водитель изумлённо смотрит на меня в зеркало заднего вида и я, кажется, догадываюсь, о чём он думает. Почему я такая возбуждённо — радостная, еду в такое унылое заведение?
Но, мне пофиг.
Утыкаюсь в окно, и аккуратно протираю варежкой запотевшее стекло, пытаясь успокоить ритмично бьющееся сердце. Спокойно, Женя, не надо так бурно реагировать на то, что ты едешь к Торопову.
Что я ему скажу?
Ох, не знаю, но я должна поехать, и всё ему выложить.
Расплатившись с водителем наёмного авто, я с отчаянно бьющимся сердцем покидаю салон машины, и выдыхаю морозный воздух, смотря на здание. Отлично!
Вон то — грязное окно с приоткрытой форточкой — окно в кабинете Григория Егоровича. И в нём, совершенно точно, горит свет. Значит, мужчина на месте, работает.
На трясущихся ногах я вхожу в здание, где меня тормозит вальяжно развалившийся на стуле, стажёр.
— Стоп-стоп, девушка, вы к кому?
— К капитану Торопову.
— Тут не место для свиданий.
Краснею, моментально заливаясь краской, как школьница, которую застали за поцелуем в школьном туалете.
— Он вас ждёт? У вас заказан пропуск?
