Я знаю, что веду себя, как глупая девчонка без царя в голове. Зачем-то откладываю неизбежный разговор с Шиловым и продолжаю бесполезные приготовления к нужной только нашим родителям и Кириллу свадьбе. Но собраться с духом и оборвать все разом я пока не могу.
Как снова довериться и открыться Тимуру после месяцев апатии, хандры и болезненного принятия собственной никчемности?
Одолеваемая неразрешимыми противоречиями, я так и не засыпаю. Выматываю себя до состояния свежеподнятого зомби с ближайшего кладбища и пью чернильно-черный американо кружка за кружкой. Так что спустя три блеклых мучительных часа по моим венам течет уже не кровь, но кофе.
– Славочка, доброе утро, – мое уютное одиночество прерывается ранним телефонным звонком от организатора Татьяны и скучным перечислением не вызывающих ажиотажа блюд: – так, мы с Еленой Евгеньевной остановились на плато из мясных деликатесов, ассорти из рыбных деликатесов, рулетиках из лаваша с курицей, печеным перцем и мягким сыром. Креветки тигровые в сливочном муссе брать?
– Берите, – флегматично пожимаю плечами я, как будто собеседница может сейчас видеть недовольную меня и мою кислую физиономию.
– Отлично, – я слышу, как на том конце провода бодро шелестят листы объемного меню, и почти уже собираюсь повесить трубку, но относящаяся ответственно к своей работе женщина меня опережает. – Идем дальше. Курица, фаршированная блинами и паштетом, или утка медовая с яблоками в апельсиновом маринаде?
Курица с паштетом. Желательно, у кого-нибудь на лбу.
– Позвоните Кириллу, Татьяна. Пусть сам выбирает.
Перебиваю нанятую женихом распорядительницу и с легкостью могу пощупать ее неодобрение, протянувшееся сквозь несколько десятков разделяющих нас километров.
– Славочка, при всем моем уважении…
– До свидания, Татьяна.
Я разрываю соединение и бросаю телефон на кухонный столик, игнорируя практически мгновенно раздающуюся трель. Выскальзываю в коридор, прячусь в ванной и забираюсь под струи невыносимо горячего душа, который должен меня согреть.
Я ожесточенно тру мочалкой озябшее тело, вбиваю в кожу запах земляники и мечтаю о том, чтобы махнуть на необитаемый остров. Где будет солнце, пальмы и шум прибоя и куда не долетит сигнал мобильного оператора.
Покончив с водными процедурами, я долго и тщательно накладываю макияж, стараясь замаскировать залегшие под глазами серо-синие круги. Убеждаюсь, что мне удалось перейти из разряда «свежеподнятый зомби» в разряд «вполне себе бодрый зомби» и только потом спускаюсь к заждавшейся меня на парковке Полине.
– Отвратительно выглядишь, Аверина.
– Ты тоже, Панина.
Обмениваемся с подругой взаимными комплиментами, пока я размещаюсь на пассажирском сидении, и синхронно смеемся. Вид у прокурорской дочки сегодня, действительно, не такой блистательный и безупречный, как всегда. Отчего мне хочется пригладить ее растрепавшиеся волосы, убрать напряжение и какую-то усталую обреченность из ее красивых омутов и замазать бальзамом небольшие трещинки, разрезающие пухлые губы.
– Есть что-то, о чем мне стоит спросить?
– Нет, – хмыкает Поля и пытается скрыться за маской хладнокровной стервы, только на этот раз ее внутренняя хрупкая девочка прорывается наружу. – Когда гонишь прошлое через дверь, а оно все равно возвращается через окно…
Больше Панина ничего не говорит, сколько ее ни пытай: она и так превысила лимиты не свойственной ей откровенности. Так что мне приходится прекратить допрос и уткнуться носом в стекло, за которым жизнь течет своим чередом.
Спешит на работу замученный клерк в сером твидовом пальто и аккуратных круглых очках. Спотыкается на ровном месте мечтательная девушка в длинном вязаном платье благородного винного цвета и неуклюже хватается за подставленную ей незнакомцем руку. Прыгает прямо в центр огромной лужи мальчишка лет тринадцати с озорными ямочками, обрызгивает свою спутницу – манерную девчонку в модном бледно-розовом худи, и бежит за ней извиняться. А я сжимаю пальцами телефон, пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение, и прикрываю веки.
«Приезжай за меня болеть, принцесса».
Оставшееся с ночи волнение заходит на новый виток, разгоняя кровь, и я прячу мобильник в карман и прикладываю ладони к щекам, пытаясь остудить пылающую кожу. Лихорадочный румянец выдает меня с головой, а голос звучит так сипло, что я вынуждена прокашляться и потянуться к бутылке с водой, чтобы смочить горло.
– Поль, давай в универ заскочим.
К чести подруги, она не задает лишних вопросов, перестраивается в крайний левый ряд и никак не комментирует мое спонтанное решение, грозящее вылиться в опоздание к безумно занятому, дико востребованному модельеру, чудом выкроившему окошко в своем безбожно забгруженном графике.
– Я – твоя должница.
Бросаю негромко, нарушая царящую в салоне тишину, и втайне восхищаюсь Панинской манерой езды. Водит прокурорская дочка с ядреным драйвом и приличной долей агрессии, подрезает зазевавшихся шоферов и с довольной ухмылкой вписывается в игру в шашечки.
– Да оставь ты подлокотник в покое, приехали.
Подтрунивает надо мной Полинка, грациозно опуская ноги в высоких ярко-синих кроссовках на асфальт. Я же не могу отлепить онемевшие пальцы от дверной ручки и снова начать нормально дышать.
А дальше все происходит, как в плотном предрассветном тумане. Я проскакиваю коридор на автопилоте, так же бездумно преодолеваю лестницу, оставив Панину далеко позади, и приклеиваюсь к балкону, кусая губы до крови. Будящая сонм ярких образов-воспоминаний обстановка накаляет сидящее во мне напряжение до предела, адреналин шпарит по венам, огромный молоток стучит по вискам.
– Шикарный, да.
– Поля!
– Что, Поля? Нет, я, честно, понимаю, почему ты на Громова запала. Шилов и рядом не валялся.
В присущей ей циничной манере роняет догнавшая меня Панина и замолкает, устраиваясь рядом и накручивая на палец выбившийся из высокого хвоста локон. Потому что в этот момент пловцы гордо зашагивают на тумбочки и застывают в ожидании свистка стартера, я же проваливаюсь в ведущее ржавым гвоздям по моим нервам дежавю.
– Громов, давай!
Вцепившись диким голодным взглядом в знакомые плечи, я теряю над собой контроль. Ору так громко, что оборачиваются стоящие в нескольких метрах от нас девчонки, Полька зажимает ладонями уши, а Кирилл теряет драгоценные секунды, замешкавшись на старте.
Но мне все равно.
Каждая клеточка моего разгоряченного тела стремится к Тимуру, подталкивает его вперед и бьется в диком экстазе от отточенной идеальной техники и сильных гребков. Громов играючи легко опережает соперников, как будто сутками не вылезал из бассейна в своей Великобритании, и первым касается бортика, заслужив теплые слова и одобрительный хлопок по плечу от тренера.
И мне до помутнения рассудка хочется слететь птицей вниз, прижаться к спине Тимура, спрятав нос между его лопаток, и очертить кончиками пальцев выбитые у него на груди инициалы. Мои инициалы.
– Стася, пойдем! – дергает меня за рукав Полинка, а я не могу воткнуть, что ей от меня нужно и почему я должна куда-то идти.
– Нет, – машинально выталкиваю я сквозь зубы и продолжаю нагло залипать на рельефной мощной спине и родных руках с выпуклыми венами, сглатывая скопившуюся во рту слюну.
– Валим, говорю! Пока Шилов нас не поймал и не потребовал объяснений.
В прострации я спускаюсь по лестнице, держась за Панину, как утопающий – за спасательный круг. В прострации я вываливаюсь на улицу, не замечая никого вокруг. И в таком же ступоре запихиваюсь в Полинкину машину.
Не слышу ни единого звука. Не вижу ни пешеходов, ни обгоняющих нас автомобилей. Не дышу.
– Стась. Ста-а-ася! – вот уже третью минуту тормошит меня прокурорская дочка, и только сейчас я понимаю, что мы добрались до места назначения. Что мне нужно поблагодарить подругу, засунуть телефон в сумочку и направить свое непослушное тело в свадебный салон, о котором мечтает добрая половина девчонок из группы.
