– Да уж, такую красоту с любимой девушкой бы лицезреть, – язвительно сказала я, косясь на Пашу. Шацкая ведь так и не пришла. По крайней мере, я ее не видела.
– Или с любимым парнем, – согласно кивнул Паша, посмотрев на меня.
– Ты, что ли, себе парня завести хочешь? – захохотала я.
– Кто из нас еще дурной, – проворчал Пашка.
Я вспомнила тот холодный взгляд, которым одарил нас с Германом Долгих в клубе, и нарочно как можно мечтательнее проговорила:
– И где мой любимый Буравин?
– Хочешь, буду вместо него? – предложил Паша. Затем придвинулся ближе ко мне, положил ладонь на колено и проговорил: – Люблю тебя, телепузик!
– Карапузик, – поправила я, накрыв кисть Долгих своей ладонью. – Герман называет меня карапузом.
– Как мило, – хмыкнул Паша.
– А я тогда буду Ушацкой! – сообщила я. Погладила Пашу по гладко выбритой щеке и звонко продекламировала: – Па-де-де, фуэте, жете…
– С ума сошла? – удивился Долгих. – Это на каком языке? Уля так не разговаривает.
– Прости, это все, что я знаю из балета, – проговорила я. – Не сильна в теории.
– А в практике? – улыбнувшись, спросил Пашка.
– На что ты намекаешь? – насторожилась я.
До пустого пляжа доносилась ритмичная музыка из клуба, откуда мы только что ушли. Долгих убрал руку с моего колена, вскочил на шезлонг.
– Па-па-де? – переспросил он, забавно пританцовывая.
– Па-де-де! – поправила я, продолжая сидеть на месте и глядя на Пашу снизу вверх. – А можно такой нескромный вопрос: что ты делаешь?
– Танцую.
– Со стороны ты выглядишь странно, – призналась я.
– Присоединишься ко мне?
– И глупо!
– Фуэте, жете…
Я, вздохнув, тоже полезла на шезлонг.
– Двигайся, балерун, покажу тебе мастер-класс.
То, что мы исполняли, было мало похоже на балет. Просто дурачились и скакали по шезлонгу насколько позволяло пространство. Нахохотавшись над Долгих, я резко остановилась и прислушалась.
– Ты чего? – удивился Паша, вовремя схватив меня за руки, потому что в тот момент я едва не оступилась и не навернулась с лежака.
– Странное чувство, будто за нами наблюдают.
– Кто? – почему-то шепотом спросил Паша, оглядывая пустой темный пляж.
– Кабы знать, – пробормотала я, поежившись.
– Это как-то связано с тем, что мы караулили кого-то у гаражей?
– Понятия не имею, – честно сказала я, – это было так давно, да еще и за тысячу километров отсюда…
Я интуитивно подняла голову и посмотрела на балкон клуба, на котором сама недавно стояла. Сейчас на нем никого не было.
– Проводишь меня до дома? – спросила я, первой спрыгивая с шезлонга. – Что-то мне неуютно.
– Я бы тебя в любом случае проводил, – проговорил Паша, следуя за мной.
С пляжа мы ушли, ни разу не обернувшись на брошенные белые лежаки. Торопливо шагали по влажному песку, на котором отпечатывались наши следы.
* * *
Если знаете, что ваш друг пошел на романтическое свидание с кем-то, не начинаете ли вы в этот момент невольно напоминать о себе: звонить, писать эсэмэски, чтобы друг обратил на вас внимание?
Да, конечно.
Нет, это неправильно.
И сколько бы Долгих по пути к дому Полины не убеждал себя, что происходящее просто какое-то минутное помешательство, но отрицать взыгравшую ревность он уже не мог. Когда Паша увидел в клубе Полю рядом с Буравиным, в груди его тотчас же поселилась разъедающая тоска.
Теперь, поглядывая сбоку на идущую рядом Ковалеву, Паша не мог скрыть радости, что до дома провожает ее именно он, а не Герман. Подруга что-то весело рассказывала, а Паше так хотелось взять ее за руку, но он сдержался. Это было бы странно, учитывая, что Полина встречается с его приятелем.
С шумной многолюдной набережной Полина и Паша свернули в тихий переулок. Шум аттракционов и громкая музыка остались позади.
– Хорошо провели время, – сказал Долгих, вспоминая, как они с Полей плясали на старом шезлонге. Ковалева всегда поддерживала его в самых странных начинаниях. Как-то раз, гуляя по городу с Ульяной Шацкой, Паша пытался и ее развести на похожую авантюру. В первый жаркий день лета присоединиться к флешмобу в центре города. Тогда парни и девушки, устроив внеплановый День Нептуна, плясали около большой поливальной машины. Но серьезная и правильная Ульяна веселья других не разделила. Паша помнил, как Шацкая сразу встала в позу, скрестив руки на груди, и укоризненно покачала головой. «Детский сад!» – вздохнула тогда Уля…
– Хорошо, да, – согласно кивнула Полина, – нужно чаще вместе куда-нибудь выбираться, друг.
– Разумеется, друг.
Дойдя до ворот дома Ковалевых, Паша, на секунду замешкавшись, все-таки взял Полю за руку.
– Ты чего? – прошептала Полина.
– Ничего, – так же шепотом ответил Паша, напомнив себе, что Ковалева – девушка несвободная.
Долгих выдохнул, поднял голову и уставился на спрятавшийся в листве фонарь.
– Спокойной ночи, Паша! – улыбнувшись, сказала Поля. Порывисто обняла парня.
– Спокойной ночи, – уткнувшись в макушку подруги, улыбнулся в ответ Долгих. Выпускать девушку из объятий совсем не хотелось.
– Спишемся, – первой отстранилась Полина, – пока!
Перед тем как скрыться за калиткой, Поля помахала рукой. Оставшись один, Паша еще некоторое время постоял напротив ворот, держа руки в карманах. Парень продолжал улыбаться. Как его снова угораздило влипнуть? Думал, что эта школьная симпатия давно похоронена под толщей подростковых комплексов и недосказанности. Это же Ковалева – Жан-Поль, Полли – лучший друг. Но почему, как только Полина дала зеленый свет, тут же ее близкое присутствие снова начало волновать? Все дремавшие чувства обострились так внезапно и так остро… Будто долгое время тяга к этой девушке томилась, а теперь скопившаяся за годы нежность готова вырваться наружу.
И если Полина снова даст заднюю… Но о плохом почему-то не думалось. Вместе с яркими звездами над головой счастливо закружился весь мир.
Паша, насвистывая веселую мелодию, снова направился в сторону шумных оживленных улиц. Он прошел мимо нескольких открытых террас «поплавков», откуда доносились живая музыка и звон столовых приборов, миновал аллею подстриженных акаций… Долгих уверенно шагал вперед, задумавшись о своих чувствах
