кольцо. — Даже так? Он даже женится на тебе из жалости.
— Женится, потому что любит!
— Ему так кажется! Не знает, что его ждёт! Ты не родишь ему детей, и не сделаешь счастливым в интимной сфере. Будет тебе Русланчик пожизненной бесплатной нянькой!
— У нас всё будет хорошо! — сопротивляюсь я, понимая, что она во многом права.
— Уверена, что он спрятал от тебя все острые и опасные предметы, и ты даже не можешь решить свою проблему.
— В смысле решить?
— Я бы на твоём месте закончила всё красиво. И себя бы пожалела и, главное — его.
Она вкладывает мне в ладонь баночку с таблетками и сжимает на ней пальцы.
— Что это?
— Хорошее снотворное. Надо всё выпить. Принести тебе воды?
— Я не хочу, — проговариваю медленно, как во сне, не до конца понимая, к чему она клонит.
Скрип маленьких колесиков сменяется заливистым лаем Сникерса где-то у меня за спиной.
— Что это за крыса на колёсиках? — брезгливо спрашивает она.
Я вырываю руку из ее ногтищ и запускаю баночку о стену.
— Да пошла ты! — реву я.
— Я прибью и тебя и твою колесную крысу! — орёт она и тянется к моей шее. Я перехватываю её руки как когда-то давно, в другой жизни. Мне и здоровой было сложно, а сейчас и подавно не справиться с ней.
Дверь распахивается и появляется спасение. Руслан. Как же я рада его видеть.
Он молча, одним рывком отрывает её от меня. Глаза темнее сажи газовой, челюсть напряжена, а руки с силой впиваются в её предплечья. Кристина визжит и вырывается, но Руслан вытаскивает её на лестничную клетку и захлопывает дверь.
Слушаю стихающие вопли и истеричный лай Сникерса и плачу от благодарности Руслану и того, что всё позади.
Гипнотизирую входную дверь, молясь, чтоб он побыстрее вернулся. Руслан влетает растрёпанный и с кровоточащими царапинами на щеке. Падает передо мной на колени и шепчет:
— Прости, Нара! Прости, что допустил такое. Ты в порядке?
— Я в порядке, — киваю я. — Ты не виноват. Она такие вещи ужасные говорила…
— Какие?
— Что ты со мной из жалости
— Почему все всё за меня решают? Быть с тобой — это мой выбор! Дело не в том, что ты травмирована, дело в том, что я тебя люблю. Ты делаешь меня счастливым. Любая. Ты мне показала, что такое счастье. Ты же не поверила ей? — кладет ладонь мне на щеку.
— Нет, — говорю твёрдо, потому что никогда не видела жалости в его глазах.
Глава 17. Руслан. Безотцовщина
— Спасибо, что встретил сынок! — говорит отец, похлопав меня по плечу.
Слово «сынок» звучит так инородно теперь. Этот поседевший и резко постаревший человек, который сидит передо мной, не воспринимается больше своим. Головой я понимаю, как ему сейчас тяжело, но душу все ещё жгут ужасные слова, которые так просто слетели с его губ.
— У меня мало времени, — говорю я единственное, что приходит на ум. — Надо на работу.
— Как ты живёшь? Вроде выглядишь хорошо, — отмечает он, придирчиво просканировав меня взглядом.
— Я живу хорошо, пап.
— А как она? — спрашивает он через силу, выталкивая слова с большими паузами. «Она». Нара даже имени недостойна.
— Нара в порядке. Проходит реабилитацию.
— Дорого это, наверное? — Тут же садится на любимого конька.
— Мы справляемся! — Я не хочу говорить с ним о Наре, и чтоб укрыть её от его желчи, меняю тему: — Как Светлана и дети?
— Мы разводимся, Руслан, — говорит он будничным тоном и отпивает глоток кофе.
— Как такое возможно? — выпаливаю я, чувствуя, как что-то внутри опять разбивается и падает на сердце огромным камнем. — Ты ей так нужен сейчас. И детям тоже.
Я пытался найти ему хоть какое-то оправдание, и единственное, за что удавалось зацепиться, это то, что он стоял горой за жену и детей, которые нуждались и нуждаются в защите и заботе. Это делало его слова не настолько чудовищными. Сейчас же так тщательно возводимый карточный домик развалился от слабого ветерка. Он списывает со счетов всех, кто не дополняет образ успешного человека или доставляет неудобства. Вот и дети со Светланой попали в зону отчуждения.
— Ты ещё очень молодой, Русланчик, и плохо разбираешься в жизни, — говорит спокойно, гипнотизируя соединённые попарно кончики пальцев.
— Зато знаю, что своих не бросают.
— Я не могу больше жить с женщиной, которая нарожала мне даунов! — шипит он. — Не могу я на них смотреть. Это уродцы, в которых ничего от меня нет!
Меня трясёт от омерзения. Я столько лет провёл в тени этого человека и послушно плясал под его дудку. Я даже с Кристиной встречался с его подачи. Мне всегда казалось, это был мой личный выбор, но на самом деле отец упорно толкал меня к ней.
— Это же твои дети! — почти выкрикиваю я, но мой голос тонет в шуме, что царит в кафе в центре аэропорта.
— Пусть так! Но я не хочу, чтоб на меня всю жизнь смотрели косо и показывали пальцем.
— Но пальцем показывают и на того, кто бросил своих детей!
— Руслан, это была моя большая ошибка. Я буду платить Свете алименты в рамках закона, но у меня отныне есть только один сын.
Вот оно что. Он так настаивал на встрече, так уговаривал его простить только потому, что я его лучшая попытка создать что-то идеальное.
— Когда ты думал, что твои новые дети родятся здоровыми, я был тебе не нужен!
— Руслан,
