Я хватаю свой телефон, решив погуглить её имя и Чикаго, но затем кладу его обратно.
Уф. Что же мне делать?
Я буду спать. Спрошу его об этом завтра за завтраком.
Я собираюсь засунуть футболки обратно в ящик, но останавливаюсь, когда замечаю стопку фотографий и конвертов в углу. Мое внимание сразу же привлекает фотография на самом верху стопки. На ней изображен Гейдж с ребенком на руках.
Гейдж выглядит счастливым, он смотрит на ребенка, завернутого в голубое одеяльце и в голубой шапочке. Все синее заставляет меня предположить, что это мальчик. У мальчика нет оливкового оттенка кожи Гейджа. Он смуглый, а его глаза широкие и невинные. Между ними нет никакого сходства во взглядах.
Я могу сдержать себя, чтобы не прочитать письмо сучьей морды Мисси, но меня не остановить от перелистывания фотографий. Я прижимаюсь спиной к комоду, и слезы текут по моему лицу. Там есть фотографии его и ребенка, фотографии Гейджа и, как я предполагаю, Мисси, держащей ребенка над праздничным тортом с надписью «Счастливого второго дня рождения Энди!» На другой фотографии они улыбаются, а мальчик, который теперь выглядит на несколько лет старше, сидит на коленях у Санты. Я просматриваю воспоминание за воспоминанием об их семье… о семье Гейджа.
Что случилось?
Фотографии только усиливают мое любопытство. Я уже открыла ящик Пандоры. Теперь назад дороги нет. Я со стыдом поднимаю конверт и вытаскиваю письмо, прежде чем успеваю передумать.
Это то же самое розовое письмо. Сердечная тенденция осталась и добавлена на полях линованной и помятой бумаги.
Я медленно читаю его, вчитываясь в каждое слово.
Мой дорогой Гейдж, мой муж, мужчина, которого я люблю, почему ты не отвечаешь на мои звонки? Мой отец сказал, что оплатит все счета за коллективные звонки. Я хочу поговорить с тобой, услышать твой голос. Почему ты не можешь этого понять? Я люблю тебя. Я сделаю для тебя все. Я никогда не оставлю тебя. Пожалуйста, навести меня. Напиши мне. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! Позволь мне объясниться, чтобы я могла рассказать тебе, почему я сделала то, что сделала, и как я теперь понимаю, что это не было решением наших проблем. Я любила нашего маленького мальчика. Мы можем подарить ему сестру или брата. Ты знаешь, что он хотел бы, чтобы мы были счастливы как его мама и папа. Давайте будем помнить его как муж и жена. Давайте вспомним мальчика, которого мы спасли много лет назад. ПОЗВОЛЬ МНЕ ВСЕ ИСПРАВИТЬ!!! Мне больно без тебя, и я лучше умру, чем не буду иметь тебя в своей жизни. Ты этого хочешь? Чтобы я убила себя?
Я люблю тебя так, так, так, так, так сильно!!! Твоя жена, Мисси Перри.
(Я ВСЕГДА буду Мисси Перри!!!)
В конверте есть последняя фотография.
На ней они втроем.
На Гейдже рубашка с надписью «Папа Энди».
У Гейджа есть сын.
Энди.
ДВАДЦАТАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА
ГЕЙДЖ
Я звонил три раза.
Написал пять смс.
Позавтракал.
Уже полдень, и беспокойство нарастает. Лорен никогда не спит так поздно.
Я звоню еще раз, прежде чем отпереть лофт и войти.
Ее телефон лежит на столе, и я ставлю коробку с пончиками рядом с ним.
Диван пуст, значит, она спала в моей постели. Наконец-то. Возможно, у нас все-таки есть надежда. Скорее всего, она еще спит. У нее вчера была длинная смена, и она заслужила достойный ночной отдых.
Я не спал всю ночь, раздумывая, что делать сегодня. Лорен хочет, чтобы я впустил ее, но я пока не уверен, сколько ей дать. Две женщины, которым я доверял больше всего на свете, обе причинили мне боль.
Как только я расскажу Лорен об Энди, наши отношения изменятся. Она получит от меня больше, чем мое сердце. Она получит мои секреты, мои тяготы и мое доверие.
Доверие — это драгоценное сокровище, которое можно передать кому-то. Ты даешь им частичку себя, не зная, как они будут с ней играть.
Я прохожу в спальню, ожидая, что она отключилась и храпит в моей постели.
Это не то, что я получаю.
Она лежит на полу, свернувшись клубочком, в моей майке и трусиках.
Мое сердце готово вырваться из груди, когда я вижу перед собой эту сцену. Вокруг нее фотографии, воспоминания, все, что у меня осталось от моего сына. Вид письма Мисси рядом с его фотографией из детского сада заставляет меня зарычать. Ее почерк и ее мольбы только портят воспоминания о нем.
Эти фотографии не должны были быть видны.
Они были спрятаны, выходя на дневной свет только тогда, когда я чувствовал себя одиноким или скучал по единственному солнечному свету в моей проклятой жизни.
Фотографии дарили как хорошие, так и плохие воспоминания. Вызывали во мне как светлое, так и темное.
Я рассматриваю их одну за другой, пока Лорен слегка похрапывает на заднем плане.
Один из моих миров кружит вокруг другого.
Пока я нервничал, отдавая ей частички себя, она действовала за моей спиной и вторглась в мое доверие.
И вот почему, дамы и господа, я решил больше никогда никого не впускать в свою жизнь.
Она прочитала письмо Мисси. Увидела моего сына. Скорее всего, изучила каждую фотографию.
Это было то, к чему я готовился всю ночь. К допросу, который, как я знал, неминуем.
Уйти ли мне и сказать ей, что все кончено?
Нет. Она должна знать, почему я не решался впустить ее.
— Ты копалась в моем дерьме? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, сожалея о том, как резко звучит мой голос, как только слова покидают мой рот.
Ты не можешь винить ее слишком сильно. Ты бы сделал то же самое.
Она шевелится, ее глаза медленно открываются, и она смотрит на меня. Короткая улыбка проходит по ее губам, но исчезает, когда она рассматривает меня. Ее осеняет осознание, когда она оглядывается вокруг.
Вероятно, она собиралась скрыть то, что сделала.
Вероятно, она планировала положить все обратно в тот ящик, пока я не пришел сегодня утром.
— Ты рылась в моем дерьме? — повторяю я.
Она вскарабкивается на ноги с выражением жалости на лице.
— Нет! Я схватила футболку, как ты мне сказал, и не смогла закрыть ящик. Когда я попыталась решить эту проблему, — она делает паузу, взмахом руки указывая на кучу вещей на полу, — я нашла все это.
— Ты копалась в моем дерьме. — Сейчас это единственные слова, которые я способен произнести.
Она выдыхает длинный вдох.
— Было ли неправильно с моей стороны копаться? Да. Но после того, как отец Мисси появился в больнице прошлой ночью, я была так растеряна. Я не искала этого, Гейдж, поверь мне.
— Что ты сказала? — Мои мысли перескочили с фотографий на то, что она мне сказала.
— Ты хочешь, чтобы я повторила все это? — Она напряженно провела рукой по волосам и сдула несколько прядей, мешающих ей.
— Отец Мисси навестил тебя в больнице?
— Да. Он попросил меня поговорить с тобой о том, чтобы ты не оспаривал ее апелляцию… что-то в этом роде. — Она поднимает палец и убегает в ванную, а затем снова появляется с бумажкой и протягивает ее мне, как будто это фальшивые деньги. — Он дал мне это.
Я смотрю на бумажку, узнаю подпись адвоката родителей Мисси. Я ходил с этим парнем туда-сюда, рвал чеки и говорил ему «отвали» больше раз, чем могу вспомнить. Он чертовый захудалый адвокат… а захудалая семейка Мисси любит, чтобы он делал их грязную работу. Он выписывает им чеки. Они держат свои руки чистыми.
— Черт возьми, Лорен. Почему ты не рассказала мне об этом вчера вечером?
— Я не знаю! Было уже поздно, и я не хотела с тобой ссориться. — Она хватает меня за руки, чек падает на пол, и подводит нас к краю кровати. — Гейдж, пожалуйста, расскажи мне, что происходит. Позволь мне помочь тебе.
Слезы наворачиваются на глаза, когда я сажусь, и воспоминания захлестывают меня. Я никогда не произносил эти слова вслух. Люк — единственный, кто рассказал моему отцу подробности. Единственный раз, когда я сказал то немногое, что знаю о том, что сделала Мисси, это когда я предоставил свой полицейский отчет, а затем допрашивал ее несколько часов подряд, пока не пришли ее родители с чековым адвокатом-мерзавцем.
