— Да, это так, — согласился я, наблюдая, как Джеймсон передал Сэди своим людям. Ей нужна было в больницу. Я узнал Кольта и нескольких других. Было много дерьма, с которым нужно было разобраться, и несколько вступлений, но вопрос, который у меня был следующим, был единственным, который имел значение.
Где, черт возьми, Прогорклый?
Глава 26 — Азраил
— Ты готов?
Я повернулся к Джеймсону, прерывисто вздохнув.
— Настолько готов, насколько я когда-либо буду.
Поймав его взгляд, я мог сказать, что он прошел через серьезное дерьмо за последние шесть лет. Каждый из нас сражался в своих битвах, но, наконец, настал момент для мести, и мы оба с нетерпением ждали кровавой бани, которая последует.
Двигатель мотоцикла нарушил тишину, когда мы присели на корточки в трейлере и заняли свои позиции. Достав оружие, мы ждали, когда Прогорклый подъедет к дому Бандита. Он ничего не подозревал, когда соскользнул с байка и целенаправленно направился к входной двери. В ту секунду, когда его рука повернула ту ручку, его судьба была решена.
Почти двадцать Королевских ублюдков выступили вперед во главе со мной и Джеймсоном. Все пистолеты были направлены в голову и грудь Прогорклого. Так или иначе, он шел с нами. Я набросился на него со всей силы и ударил прикладом пистолета по его затылку.
Всего час спустя он сидел в центре какой-то камеры, которую, по словам Джеймсона, он использовал для своих жертв, всех этих бедных девушек, изнасилованных и замученных, а потом брошенных аллигаторам в протоке. Это было наверно чертовски больно.
Ремни были закреплены вокруг его лодыжек и запястий, а во рту был кляп. Я не хотел слышать ни единого гребаного слова, которое он пытался сказать, пока мы не будем готовы. Всем президентам отделений потребовалось несколько дней, чтобы прибыть на обязательное церковное собрание.
Это должно было запомниться надолго.
Глядя на Прогорклого, я вытащил кляп, и он злобно прорычал "пошел ты".
Улыбка Джеймсона была чистым злом.
— Наконец-то я вижу твое уродливое лицо.
— Развяжи меня, ебаное дерьмо, и поимей меня как мужчина мужчину.
— Слишком поздно для этого, — вставил я.
— Не думай ни на секунду, что я не расправлюсь с тобой, как с собакой, которой ты и являешься. Черт, — фыркнул Джеймсон. — Хотя собака более человечна, чем ты. Ты заслуживаешь особого отношения.
Я передал Джеймсону паяльную лампу, которую держал в руке.
— Помнишь это? — Он дернул себя за рукав. — Потому что я все еще помню. — Наклонившись вперед, Джеймсон впился взглядом в человека, который украл у него все. — Ты скоро почувствуешь самую невыносимую боль из всех возможных. Я буду наслаждаться звуками твоих криков.
Зажег факел, он медленно сфокусировал пламя на руке Прогорклого и продолжил сжигать татуированное пятно. Запах горелой плоти заполнил металлический сарай, пока я сопротивлялся позыву к рвоте. Пронзительные крики эхом отдавались вокруг нас. После нескольких минут конвульсий в своем кресле он упал и потерял сознание.
— Черт, — прорычал Джеймсон. — Я надеялся, что он продержится дольше. Разбуди его.
— С удовольствием, — объявил я, снимая пару плоскогубцев со стены. Опустившись на одно колено, я начал с его мизинца и сильно сжал, ломая кости внутри. Он мгновенно проснулся, крик застрял у него в горле, когда я зажал следующий палец.
По подбородку мудака текла слюна, и он был лишь частично в сознании. Я, не колеблясь, выбрал третий палец на ноге, слишком сильно прижимая его, поскольку он болталась под странным углом. Он больше никогда не сможет ходить. Я позабочусь об этом.
Джеймсон поморщился.
— Черт, это должно быть больно.
Прогорклый был полностью нокаутирован. Слабый сукин сын. Он мог причинить боль, но не мог принять все это. Ни одна из его жертв так и не получила передышки. Он тоже не получит.
Джеймсон выплеснул ему ведро холодной воды на лицо, и он зашипел, задыхаясь. Он открыл рот и рассмеялся жутким смехом, который задел каждый нерв в моем теле. Он начал говорить, извергая дерьмо, которое, как он знал, разозлит нас обоих. Он жаждал смерти, просто ожидая, когда мы потеряем самообладание и прикончим его.
Это не будет так быстро или легко, гребаный кусок дерьма.
— Я никогда не забуду сладкие крики Уиллоу, когда я трахал ее в задницу. Так чертовски туго.
Джеймсон ударил его кулаком в челюсть и заставил замолчать мудака, его грудь вздымалась, когда он сплевывал кровь на пол.
— Она плакала, когда кончала на мой член, и я заставил ее посмотреть в зеркало. Такие чертовски красивые слезы.
Джеймсон ударил его кулаком по носу, и я услышал удовлетворительный хруст, когда он сломался.
— Вот тогда я перерезал ей горло и выебал из нее жизнь.
Зло, чистое гребаное зло.
Из моего горла вырвался рев, и я был тем, кто ударил его следующим, отбросив его череп к металлическим прутьям камеры. Его голова упала вперед.
Я больше не мог слушать это дерьмо.
Моя сестра, должно быть, чувствовала себя такой одинокой и покинутой, напуганной и страдающей. Мы не смогли защитить ее, позволили ей попасть в руки самого мерзкого монстра, которого я когда-либо встречал в своей жизни. Уиллоу была единственным светом в моем темном мире, и ее погасили. Я обещал защищать ее с тех пор, как мы были маленькими детьми, прячась от нашего жестокого отчима.
Я никогда не буду удовлетворен степенью страданий Прогорклого. Он никогда никого так не любил, и поэтому он никогда бы не понял потери и опустошения, которые произошли в результате этого. Его смерть никогда не искупит его преступлений.
— Ты заплатишь за это, — невнятно произнес он.
— Если ты сможешь уйти, мы даже позволим тебе.
Я сломал каждый палец на обеих ногах, освободил ремни, которые удерживали его, и смеялся, когда он пытался встать. Этот ублюдок не собирался уходить далеко. Он упал на землю и попытался уползти, но мы подняли его и швырнули его тело животом на ближайший стол. Как только его снова привязали, мы поступили с ним точно так же, как он поступил со всеми этими девушками, включая мою сестру.
Взяв монтировку, которую Джеймсон ранее положил в горящие угли, он показал Прогорклому и наклонился над ним, размахивая ею перед его лицом.
— Это за всех девушек, которых ты изнасиловал, покалечил и убил. — Без предупреждения он засунул монтировку ему в задницу. Долгий, мучительный вопль вырвался, когда Джеймсон засунул ее глубже, и Прогорклый потерял сознание.
— Ты убил его?
— Разве это не весело? — Спросил Джеймсон.
— Ты больной ублюдок.
— Никогда не говорил, что я им не был.
Это был второй раз, когда правосудие нашло насильника и воздало ему по заслугам. Око за око. Карма, как я уже много раз говорил в своей жизни, была порочной сукой.
Пытка длилась часами. Прогорклый продолжал болтать, и мы продолжали добавлять более креативные способы заставляя его замолчать. В какой-то момент он был настолько обожжен, изрезан, избит и почти сломан, что пришло время представить его остальным членам клуба.
— Ты доволен всем этим? — Я указал на мужчину, который больше не походил на человека.
Джеймсон покачал головой.
— Я не нахожу удовлетворения в пытках этого больного ублюдка. Я просто ищу справедливости для тех, кому он причинил боль.
— Уиллоу заслуживает справедливости. Не уверен, что мы ее нашли.
— Уиллоу заслуживает гораздо большего, чем справедливость. Я, блядь, подвел ее, — выплюнул Джеймсон, сжимая кулаки.
— Ты не можешь винить себя.
— Почему? Как будто ты не понимаешь? — Он ухмыльнулся, и он был прав. — Мы подвели ее. Мы должны были остановить этого ублюдка и устранить угрозу, когда у нас был шанс.
Впервые я понял, что никто из нас не виноват по-настоящему. Мы не знали, что Прогорклый был связан с железной дорогой черного рынка или что он планировал взять Уиллоу, чтобы захватить трон Джеймсона. Мы понятия не имели, что Владимир Солоник точно давал указания, что делать, что ему дали столько информации о клубе, что он знал многих из нас, включая меня и Джеймсона. Чем больше Прогорклый говорил за последние несколько часов, тем больше мы узнавали.
