вязаную шапку. — Как ты добралась раньше меня?
— Общественным транспортом, — сообщаю устало.
Ее наэлектризованные волосы взмывают антеннами вверх, и она раздраженно старается пригладить их ладонями.
Бросаю быстрый взгляд в панорамное окно, которое выходит на центральный проспект, и на нем минимальная автомобильная загруженность, поэтому понятия не имею, откуда моя подруга приехала.
— Давно ждешь? — спрашивает, плюхнувшись на стул.
— Нет…
— Ты что ночью делала? У тебя синяки под глазами, — машет в мою сторону рукой.
— У тебя тоже… — замечаю я.
Ее взгляд бегает по кофейне, пальцы перебирают меню. Она избегает смотреть мне в глаза, сама я делаю то же самое. Тема закрывается сама собой, и Таня спрашивает, откашлявшись:
— Как дела?
Мне хочется рассказать ей все, но вот так с разбега это сделать сложнее, чем проползти голой по пустыне. Ведь я разрываюсь между своими желаниями, ответственностью и реальностью, в которой меня и Марка вообще не должно было быть!
Но мы есть…
Одна случайность. Просто чистейшая случайность, и это случилось. И теперь это реальнее некуда.
Беру себе минуту, чтобы собраться с мыслями, пока Таня заказывает себе жаркое и сэндвич, словно не ела несколько дней. Дождавшись, пока официант повторит заказ и оставит нас вдвоем, сокрушенно говорю:
— Я не знаю, что мне делать.
— С чем? С обедом или со звездой хоккея?
— Это не одно и то же.
— Ну извини, — фыркает Таня.
— Я люблю его… — выдавливаю, выбивая из Капустиной кашель.
Поправив очки на носу, уточняет:
— Опять?
— Еще сильнее, — обозначаю масштаб бедствия.
— Тогда, какие у тебя варианты? — вздыхает подруга.
— Проснуться! — говорю в сердцах.
— Сочувствую, но ты не спишь. Он тебе что-то предлагал? Или он не знает про твои чувства?
Проигнорировав последний вопрос, вяло говорю:
— Он хочет, чтобы мы поехали с ним. В Канаду…
— Разумеется он этого хочет, — бормочет Таня. — Он в курсе, что ты ни разу за границей не была из-за этого… урода? — спрашивает, имея ввиду Власова.
— Нет…
— Он не даст Марусе разрешения на выезд, — озвучивает то, что я и так прекрасно знаю. — Никак. Ты же понимаешь, да?
— Может быть, мне вообще там не место, — делюсь своими страхами.
— Рядом с твоим любимым Зотовым?
Вопрос заставляет меня поджать губы.
Встретив мой взгляд, она говорит тихо и убежденно:
— По-моему, эти вопросы ты должна задать ему.
Я знаю, что должна, но тогда я впущу его за границы своих правил и сдамся. Я впущу его в нашу с Марусей жизнь, а потом… мы не справимся.
Я и он.
Мы не справимся как тогда, семь лет назад. Только теперь расставание будет совсем другого масштаба, ведь Зотов очаровал мою дочь. Она спрашивала о нем четыре раза за прошедшие сутки, и это только начало!
Мне страшно идти у него на поводу. В моей жизни все выстроено по кирпичику: семья, работа, учеба. Страшно снова окунуться в эмоции, которые однажды чуть не спалили меня, как спичку.
Глядя в тарелку, ковыряю вилкой салат. Таня напоминает о себе рассеянным вопросом:
— Так что ты там говоришь?
— У меня голова лопается…
— Дать таблетку?
— Нет… Просто я не спала всю ночь и…
— Там Зотов, — обрывает она меня.
— Что? — вскидываю глаза.
— Зотов. Там. Слева…
Обернувшись, я мечусь взглядом по залу, пока не отыскиваю глазами невыносимо знакомую фигуру в черной парке, которую Марк снимает после того, как помогает раздеться молодой женщине с высоким белокурым хвостом. Она и сама высокая. Стройная задница обтянута спортивными лосинами, тонкую талию и пышную грудь стягивает узкий лонгслив.
Она улыбается, позволяя Зотову себя раздеть.
Он тоже улыбается.
Такой хорошо знакомой мне улыбкой, что все мысли за секунду вылетают из головы. Их выбивает оттуда этой улыбкой! Она обаятельно-располагающая. Его естественная улыбка. Та, которая меня саму когда-то свела с ума.
По щекам ударяет кровь, внутри поднимается настоящая буря. Знакомая, но давно забытая! Ничего подобного со мной не случалось уже чертову кучу лет. С тех пор, как один подающий надежды хоккеист отправился за океан покорять НХЛ!
Женщина усаживается на стул, который Зотов для нее выдвигает, после чего Марк садится напротив и зовет официанта, махнув ему рукой.
— Кто это с ним? — спрашивает Таня.
— Не знаю… Впервые вижу.
Красная толстовка с капюшоном выделяет его среди других посетителей, как яркую кляксу. Разумеется, его выделяет не только эта чертова толстовка, еще и блеск белозубой улыбки, на которую он не скупится.
Я наблюдаю расширенными глазами. Забывая, черт возьми, моргать!
— Глаш… — зовет меня Таня.
— М-м-м… — отзываюсь бездумно.
— Да мало ли кто это может быть…
— Да… мало ли… — продолжаю наблюдать, вывернув шею.
Они общаются. Периодически одаривая друг друга улыбками и взаимными взглядами. Официант принимает заказ и оставляет их наедине.
— Твою мать… — жалобно тянет подруга.
Приоткрыв рот, я наблюдаю за тем, как пышногрудая блондинка поднимается со стула и встает у Зотова за спиной. Проведя руками по его плечам начинает плавно массировать его шею и голову, на что Марк прикрывает глаза и роняет на грудь голову.
Мне кажется, я слышу его удовлетворенное урчание. Оно просто звенит в ушах, а глаза застилает красная пелена.
Вскакиваю с места, как ошпаренная.
— Черт… — лепечет Таня.
Сдернув со спинки стула свою куртку и сумку, пересекаю зал с убийственной целеустремленностью. Как ураган, от которого лучше держаться подальше!
Женщина смотрит на меня удивленно, когда возникаю перед столом и роюсь в сумке, пихнув в нее руку по дороге.
— С Наступающим, — объявляю, швыряя на стол разноцветные носки, которые купила для него сегодня.
Марк распахивает глаза, выпрямляясь так резко, будто по его позвоночнику ударил электрический разряд.
— Блядь… — выдыхает. — Успокойся… — говорит с нажимом.
Это выводит из себя еще больше.
— Пошел ты! — шиплю в его лицо.
— О… твою мать… — обреченно прикрывает глаза.
— Это тоже тебе, — бросаю на стол пакет со сладкими орешками, которые он обожает. — Хорошего дня!
Развернувшись на пятках, я несусь к выходу, слыша оглушительное рычание за спиной:
— Аглая!
На улице снег и ветер. То и другое ударяют в лицо, как только обеими руками толкаю входную дверь кафе и выскакиваю на улицу, на ходу умудряясь одеться.
Дверь за спиной хлопает. Не нужно гадать, почему она хлопает снова через секунду. Этот звук тонет в гуле проезжающих мимо машин и шуме города, но я все равно его слышу.
Мои эмоции многокомпонентные, но прежде всего в эту минуту голову дурманит гнев, из-за которого перед собой почти ничего не вижу. И с трудом ощущаю. Ощущения лавиной накрывают только тогда, когда вокруг
