сумочке в поисках телефона. Как нарочно, из нее все вываливается.
Влажные салфетки, таблетки, кошелек, косметичка, обменная карта беременной, блокнот, шоколадка. Телефон падает на мои колени последним.
Хватаю его, и снова чуть не роняю. Оно и понятно — пальцы у меня трясутся, как у старой бабушки.
Снимаю блокировку, вскидываю голову, чтобы убедиться в том, что мое решение — верное.
Гляжу в лобовое стекло — и замираю.
Словно в замедленной съемке наблюдаю за тем, как Руслан что-то говорит. Два незнакомых парня пятятся назад и останавливаются позади брата Фаиза.
Сам Мансур стоит, как вкопанный.
Он что-то говорит Садыкову, пренебрежительно кивает головой в сторону машины. Кривая ухмылка пробегается по слащавой морде. Без сомнений, речь идет обо мне и ребенке.
Руслан чуть склоняет голову набок.
Что это значит?
Через секунду все резко меняется.
Садыков хватает Мансура за шею и впечатывает его щекой в капот машины. Не вижу выражения лица брата Фаиза — голова его повернута ко мне затылком.
Два парня обмениваются взглядами, делают попытку прийти на помощь, но раздается то ли щелчок, то ли хлопок — и они, как в комедийном фильме, подпрыгивают, а после — убегают.
Только мне совсем не весело.
Когда они скрываются, происходит то, к чему я не была прежде готова.
Руслан чуть наклоняется к Мансуру и что-то вдавливает в его висок.
Вижу, как начинает тот дрожать. Все сильнее и сильнее.
Что происходит? Что такого говорит мой муж?
Вглядываюсь, как завороженная, в эту темную картину.
И замечаю в пальцах Руслана пистолет.
Сердце ухает вниз.
О, Всевышний, неужели из-за меня мой любимый способен убить человека? Нет, нет! Я не хочу, чтобы он брал такой грех на себя!
Тянусь к ручке двери, чтобы открыть её и оборвать это безумие, но Руслан опережает меня.
Садыков стаскивает Мансура с капота, а потом швыряет его с такой силой, что тот падает на колени и заливается истошным воплем.
Как ни в чем не бывало, Руслан возвращается к машине и садится за руль. Блокирует двери и направляет автомобиль в сторону выезда с подземной парковки.
— Диляра, любимая, мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, — первым начинает разговор он.
— У тебя оружие. У тебя пистолет, — сглатываю, — зачем? Почему?
— Спокойно, любимая, пистолет у меня уже лет 15, для самообороны. Я не сделал ничего плохого. Зато теперь Мансур получил урок, который, я думаю, запомнит на всю жизнь.
Молчу и перевариваю услышанное.
— Давай, лучше подумаем, какой фильм будем смотреть вечером, — с улыбкой произносит любимый. — Еще и тортик я тебе обещал. Какой хочешь? Как обычно, с кокосовой стружкой?
Сама не замечаю, как мои губы растягиваются в улыбке. Руслан всегда знает, как развеселить меня.
— Да, хочу. С кокосовой стружкой. А еще — с малиновой прослойкой, — довольно жмурюсь. — А кино. Давай, посмотрим «День Сурка»?
— Давай, — Руслан легонько сжимает мою левую ладонь, — посмотрим, моя маленькая.
От его нежного обращения меня окатывает теплой волной.
Всевышний! Спасибо Тебе за это счастье!
Собираюсь сказать Руслану что-то в ответ, уже открываю рот, но что-то огромное, черное, со всей силы влетает в машину.
Треск, скрежет — режут мой слух.
Кто-то кричит, отчего у меня разрываются легкие.
Я зависаю и переворачиваюсь в воздухе.
Последнее, что вижу — кровь на своих ладонях.
А после — чернота накрывает меня своим властным покровом.
Смотрю на бледное лицо Диляры, частично скрытое под маской, и начинаю ненавидеть этот мир.
Почему?
Почему именно она?
Сердце бьется на разрыв. Каждый его стук — удар острием лезвия.
Чувствую себя зверем. Внутри все ревёт и воет.
Я — зверь, умирающий от боли за свою любимую и ребенка.
Ловлю на себе косые взгляды медперсонала.
Знаю, что мое присутствие на операции — нарушение.
Они не смогли заставить меня уйти.
Сижу возле головы Диляры.
Профессор — Сулейман Искандерович и его ассистенты, проводят операцию кесарево сечения.
Искандерович взял с меня честное слово, что я буду вести себя тихо.
Слово дал. Всё, что угодно.
Потому что я не могу оставить мою маленькую девочку и малыша одних.
Я обещал их защитить…
И не смог.
От этого знания вены на моих руках вздуваются. В голове такой шум, словно едет поезд.
Смотрю на лицо любимой. Длинные ресницы Диляры подрагивают. Бледное лицо совершенно в своей красоте. Она — словно спящая красавица.
Моя девочка, уснувшая от глотка наркоза.
Яркой вспышкой проносится, как нас забрала скорая.
Я помню полубессознательный взгляд любимой, обращенный в мою сторону. Помню её окровавленные ладони, пытающиеся защитить ребенка.
Вероятно, эта картина будет преследовать меня до последнего вздоха.
Запрокидываю голову. Смотрю на белые круглые часы. Сколько уже идет операция? 15 минут? Полчаса?
Время для меня остановилось тогда, когда машина Мансура на огромной скорости врезалась в мою.
Что там с этим ублюдком, я не в курсе. Но для него было бы лучше умереть за рулем.
Сжимаю кулаки и выдыхаю.
Не сейчас.
Позже.
Пусть моя маленькая придет в себя. Пусть живет.
Она — мой светоч.
Без Диляры мир для меня — черный, холодный мрак.
Губы беззвучно шепчут молитву.
Знаю, что мы, люди, неблагодарные твари.
Обращаемся к Господу лишь когда нас совсем прижимает. Я и сам был когда-то таким.
А потом, однажды, повстречал златовласую принцессу.
Я просил Его и тогда, когда все было нормально.
И когда стало хорошо.
И прошу сейчас — когда все мы так нуждаемся в Нём.
Сколько так сижу — не знаю.
Слух мой вскрывает пронзительный крик младенца.
Такой, что по моей коже пробегаются мурашки. В груди всё перехватывает. Дышать тяжело, а мыслить разумнее — еще труднее.
Медленно отрываю взор от любимого лица.
Взгляд мой останавливается на крохотном теле в руках медсестры.
Ребенок протестующее шевелит ручками-ножками и, поражая меня своей силой, кричит на всю операционную.
Мои пальцы сводит от желания.
Желания взять малыша на руки.
Словно читая мои мысли, раздается громкий голос профессора:
— Руслан Даниярович, принимайте сына!
Встаю и через секунды в моих руках — драгоценный сверток.
Вглядываюсь в лицо малыша. С щемящим сердцем жду, когда он посмотрит на меня.
Наконец это происходит.
Ожидание вознаграждено.
Невероятно красивые глаза, так напоминающие мне глаза любимой, смотрят на меня.
Мудро. Пронзительно.
— Салям, сын, — хриплю я от нахлынувших чувств.
Диляра
— Просыпаемся.
Голос врывается в мое спящее сознание.
Я только его ждала.
Ждала это разрешение
