громко говорить и отчаянно много веселиться, а через мгновение он мог встать и выйти из компании, чтобы резко что-то сделать. Муж был эксцентричным, холеричным и да. Я об этом узнала не вчера. Но именно сегодня я поняла насколько много он скрывал от меня.
— То, что нужно ты прекрасно знаешь, — непререкаемым тоном сказал Герман и встал со стула.
— Даже про квартиры с дарственными на мое имя, которые лежат в твоём кабинете? — выстрелила я в упор, и Герман поджал губы. Нахмурился, и у него между бровей залегла морщинка. — Или может про те квартиры, которые ты перепродавал, чтобы вернуть долг?
Я склонила голову к плечу, только сейчас замечая, что мы оба с Германом с момента нашей свадьбы безумно сильно изменились. И меня-то мой муж до последнего времени устраивал. По всем фронтам. Только, видимо, его мои перемены не радовали.
Герман провёл ладонью по затылку и выдохнул:
— Знаешь, а вот Даня за дело получил… — протянул муж задумчиво. — Вот не за предательство, так за его длинный язык огреб.
Герман покачал головой и шагнул ко мне. Протянул руку, стараясь прикоснуться, но я все вдавилась в гарнитур и во взгляде мужа скользнула обида и укор.
— Ничего не расскажешь? — спросила я упрямо.
— Да нечего там рассказывать! — признался Герман. — Сначала просто вкладывался в строительство, потом считай дом нашли, не хватало денег, я решил перепродать квартиры. Разницу вернул чуваку, а на остальное снова взял пару квартир и так по кругу. Ну а сейчас просто замораживаю покупками цену на начальном этапе строительства и все. В конце концов пару проектов я и делал для компаний, поэтому был уверен, что достроят…
Герман снова приблизился ко мне и все же прижался всем телом. И мне отчаянно дико хотелось закрыть глаза и не знать про его измену. Не знать про все это, а оказаться на дне рождении Мирона и чтобы вместо признания в том, что у него есть любовница, он Дане рассказывал вот такие вещи.
— Ничего криминального, Кристин… — сказал Герман, не понимая, что его близость хуже ножа резала меня.
— Понятно… — выдохнула я с горечью. — Иди к Мирону, пока я приготовлю ужин…
Я физически почувствовала, как Герман весь напрягся, когда я оттолкнула его. Он почувствовал, что мне рядом с ним было больно.
И ушёл.
Мирон был сегодня в ударе, и мы с Германом как два идиота играли в дурацкий спектакль. Муж рассказывал Мирону что-то про космос, а я как самая чудесная мамочка накрывала ужин.
Я не знала сколько еще смогу притворяться перед сыном, сколько ещё буду скрывать от Мирона правду и отчаянно боялась, что он может потом возненавидеть Германа. Каким бы плохим он не был мужем, но я считала неправильным дискредитировать его перед сыном. И где-то глубоко внутри до дрожи боялась вопроса сына о том, что папа не с нами, потому что Мирон был недостаточно хорошим ребёнком. А дети все так спрашивают и в разводе винят именно себя.
Я тяжело вздохнула. Выключила воду в ванной и вышла в спальню. Через открытое окно тянуло чьим-то костром. Я залезла под одеяло и зажмурила глаза.
Тик-так…
В детстве я отсчитывала ход секундной стрелки на старых часах, которые висели на входе в зал. Сейчас я считала удары сердца.
И его шаги.
Я не могла его простить.
Я бы очень хотела, чтобы все это оказалось ложью и прощать его не пришлось.
Дверь спальни открылась. Герман медленным тяжёлым шагом прошёл к постели. Оперся коленом о кровать. Рука скользнула вдоль моей спины. Горячее дыхание дотронулось волос.
— Не погонишь меня? — спросил Герман, ложась рядом и прижимая меня к себе. Ладонь мужа скользнула по моему бедру, задирая ткань сорочки.
Ну и кобель же у меня муж!
— А ты на меня бизнес уже переписал, чтобы рассчитывать на постель? — спросила я зло и как гусеница поползла на другой край кровати. Герман тяжело выдохнул и запрокинул руки за голову. Посмотрел в тёмный потолок и признался:
— Кристин я тебя недостоин.
Я замерла и остановилась. Тоже легла на спину и посмотрела в потолок.
— Я догадывалась… — призналась я с сарказмом, и Герман усмехнулся. Мы замолчали оба. Но я молчала осуждающе и с пыхтением, а Герман молчал, потому что устал и не знал, что должен был сказать.
Я туго сглотнула.
Надо было встать и выйти из спальни. Уйти к Мирону, но я зачем-то спросила, видимо, чтобы добить саму себя:
— Как это случилось? — голос дрогнул. Я не то чтобы хотела знать. Но наверно Герман должен покаяться. Или как-то ещё что-то…
Черт, это самая дурацкая ситуация: лежать и обсуждать измену мужа.
— Она дочь заказчика, да? На работе познакомился? — просила я и шмыгнула носом. Герман дёрнулся и перевернулся на бок, подпер голову рукой.
— Нет, соврал, чтобы ты ей волосы не выдрала при Мироне… — выдохнул Герман. — Зачем тебе это?
Герман потёр подбородок и протянул ко мне руку. Я фыркнула и натянула одеяло до носа.
— Пытаюсь тебя понять, наверно… — пробурчала я из-под одеяла, и Герман откинулся на спину и потёр глаза запястьями.
— Она в баре сидела и к ней стал подкатывать пьяный. Я подошёл оплатить свой счёт и…
Слова как кинжалы впились мне в сердце.
Он себя героем почувствовал.
— И я просто подвёз ее до дома. Ничего не было. Она благодарила и говорила, что если бы не я, то ей бы было плохо… — как под гипнозом говорил Герман и не смотрел на меня. А я не могла смотреть на него. Наверно это особый вид ненависти к себе: лежать и слушать про любовницу мужа.
— Потом она пару раз мне позвонила… — в темноте голос Германа был бархатным и глубоким. И я, готовая его месяц назад слушать этот голос до самой смерти, слово поняла, что не выдержу так долго. Наличие ребенка не позволит нам разойтись насовсем с Германом. Но я остро осознавала одно, что голос предателя меня будет с каждым днём только сильнее убивать. Измена это не ошибся кабинкой в примерочной, это пятно на отношениях двух людей на всю жизнь. Каждый раз, когда Герман опоздает к ужину или не ответит мне на звонок, я буду думать, что он с какой-то другой женщиной.
Вот это недоверие оно останется пропастью между нами навсегда.
— Потом мы встречались во время обеда, но больше знаешь флирт… и …
— И ты хотел ее… — с дрожью в голосе сказала я
