наездов он очень скоро возвращает меня на финишную прямую.
Он чувствует, что я почти кончаю и хрипит мне, придушив за шею:
— Да, да, ебись, ебись… стони давай… как тебе хорошо, м-м-м?..
Я отрываюсь — кончаю ему с негромким стоном, как он хотел… требовал.
Мою шею отпустили, чтобы быстро надеть презерватив и моментально втолкнуться в меня, чуточку утолщившись. От этого чуть больнее и еще кайфовее. Он завершает так быстро — я и не успеваю ощутить, как проходят во мне последние отголоски оргазма, как в них включается его глухое рычание:
— М-м-м… Ка-а-ати-и…
С тех пор, как он стал называть меня по имени во время секса, между нами разрушился некий барьер — меньше мистики, больше интимности.
Кстати, об интимности — он держит меня под попу и вглядывается в мою шею, декольте, как будто ищет там что-то. Кажется, нашел — засос, будь он неладен, на своем месте, хоть и стал заметно бледнее.
— М-м-м… — возможно, подтверждает он, нашел, мол.
Его рот хватает мой рот, наверно, чтоб сказать мне об этом или просто поцеловать. А потом он возвращается к моей груди, туда, где засос, и ставит рядом новый.
— Че, пометил? — осведомляюсь между его поцелуями, все новыми и новыми.
Приручить собирается таким образом?
Рик уже вылез из меня, запечатлев на моих воспалившихся половых губах нежный, лижущий поцелуй.
— Че копаешься? — подначивает он меня теперь, пока я медлительно, будто после сна, натягиваю джинсы.
Моя попа еще не успела отойти от вдавливания в диванную подушку, а меня уже выводят за руку прочь из О, Панамы, невозмутимо прощаются с официантом, чей взгляд так и не утратил масляного благоволения.
Рик ведет меня за руку по Потсдамской, везет на метро, затем ведет по Ку‘Дамму, только теперь в другую сторону. Бреду с ним рядом в состоянии размеренного безразличия, столь характерного после хорошего секса.
— Рик, а… мы куда? — осведомляюсь на всякий случай.
Если учесть, что в дорогой ресторан меня приводили потрахаться, то кто знает, что он задумал теперь.
— Как это — куда? — Рик не поворачивает ко мне головы. — Те ж работать надо. Сама говорила.
— И?..
— Провожаю, вот.
— Э-эм-м… зачем?.. — даже пытаюсь приостановиться, но — кто бы сомневался — Рик не обращает на меня внимания.
— А че, шифруешься? — осведомляется он, так и не поворачивая головы. — Не свободна, что ль?
Не отвечаю, сама поражаясь и тому спокойствию, с каким он это спрашивает, и собственному пофигизму.
Нет, собственно. Перед кем шифроваться?
Дальше идем молча — я не испытываю потребности говорить — с ним или с кем-либо еще. На данный момент мне ничего не мешает и ничего не надо. Он же просто ведет меня на работу и похоже, ему и так нормально.
Вход в здание мне перекрывает Рози.
— Привет.
Она совершенно не удивляется, что я появляюсь с Риком, которого, естественно, еще помнит. Чисто по своему обыкновению она уже обо всем догадалась.
— Теперь представишь? — спрашивает без обиняков.
— Теперь — да, — говорю, — знакомься — Рик. А это Рози.
Рози делает то, чего не сделала я — протягивает ему руку для рукопожатия и слегка жмурится, словно от удовольствия, когда Рик сжимает кончики ее пальцев и произносит:
— Привет, Рози.
Рози не отказывает себе в удовольствии переметнуть взгляд с него на меня и опять на него. Виртуозно, почти вызывающе сформированные брови ее чуть поднимаются вверх — она по-деловитому одобряет все происходящее.
Рик сжимает у себя в кармане мою руку и непроизвольно лезет другой рукой в другой карман. Вспышка, дерзкая и жаркая — до меня доходит, что в том кармане у него мои трусики. На мгновение мое приятное опустошенное, размеренное спокойствие — как будто после фитнес-зала в обеденный перерыв возвращалась — летит к чертям. Но это на мгновение только и проходит быстро.
— Ладно, пошли, — говорю я Рози — и вообще-то абсолютно контролирую себя.
Тут Рик говорит:
— Пока. Скоро увидимся.
И на прощание целует меня в губы.
Хорошо, что язык мне в рот не вставляет. Почти.
И оказывается, что не настолько я себя контролирую. Мы — прежде мое тело, затем мой разум — вспоминаем, как он поедал меня только что и… хотим опять отдаться ему на съедение. Но он уже нас отпускает, обещая, правда, что ненадолго.
Рози внимательно наблюдает за нами и, как обычно, не зная деталей, улавливает суть. От этого у нее вспыхивают карие глазки за стеклами очков, а курносый носик начинает блестеть.
В лифте мы с ней оправляемся от увиденного и испытанного нижеследующим образом.
Я — ей:
— Че глазками-то стреляешь, остынь.
Рози, не слушая меня и даже несколько поучительно:
— Вот и хорошо, сразу б так. Че не говорила, как его зовут?
— Сама не знала.
Она принимает это за шутку. Я почти разочарована, что ее воображения, очевидно, не хватает на — ну, если не на то, что было, то хотя бы на «что-то где-то около».
Она интересуется:
— И как он? Прям так хорош?
— Прям, — подтверждаю, не задумываясь. — До сих пор дух перевожу.
Затем осекаюсь. Как это я так? Когда решилась обсуждать с ней того, с кем у меня «ничего нет» и то, чего у меня c ним «нет»? Сама себе должна была бы удивляться.
Лифт выплевывает нас, и мы идем по нашему коридору. Я осталась без обеда. Вероятно, мне нужно бы остановиться в «пэнтри» и принять на грудь хотя бы чашку кофе, но там и без нас народу — все те же и Йонас. От них за три версты разит вкусным и питательным обедом в тайской забегаловке, после какой неизбежно клонит в послеобеденную дрему, кофе там или не кофе.
Мы как раз поравнялись с их тусовкой.
— Не боись, я с друзьями друзей не блядую, — громко
