и решительно объявляет мне в этот момент Рози.
Кажется, Йонас захлебнулся кофе. Пролил себе на джинсы.
— Да мне ж похеру, сахарок, — улыбаюсь ласково, не глядя в его сторону, когда мы шествуем мимо.
— Ой ли?.. — не верит она.
Но разве буду я сейчас разбираться в собственных чувствах и желаниях?
Во-первых, на это у меня есть… появился Рик. Во-вторых, как объяснить ей, что Рик взамен на мои трусики, оставленные себе в качестве очередного трофея, вкатил в меня непоколебимую уверенность в том, что я могу не париться, что я — вне всякой конкуренции, и я, такая удовлетворенная, теперь где-то там, на недосягаемом Олимпе до… до следующего раза?..
Поэтому улыбаюсь Рози безмолвно, но красноречиво, мол, можешь не уверять, я на расслабоне.
— Ладно-ладно, поняла, — качает головой она. — Блин, Катика, не узнаю тебя. Вернее, не знала такой. Тебе идет… и полезно, без базара. И вообще, держи все это, пока есть… Блин, — (дальше — вполголоса), — он че тебя… прям только что, а?..
Не отвечаю.
Все-таки Рози помешана на сексе. Я и не в курсе, кто там у нее сейчас, сколько одновременно и кто из них на очереди сегодня. В своих отношениях она не любит быть в подчиненных, поэтому одобряет мою новоиспеченную хищную независимость, которую я почти могла бы принимать за доминантность, но прекрасно понимаю, что силы, как минимум, равны.
— «Похеру», говоришь? — Рози словно рассуждает вслух. — Ла-адно. Только чур — саму себя не калечь. И его не надо.
Калечиться? Нет, не за тем я всем этим занялась. А о нем вообще не думала и вопросов не задавала. Он взрослый мужик, сам так решил. И хоть Рози у нас, оказывается, альтруистка — его, по-моему, все устраивает.
Пожалуй, интересно, ловлю себя внезапно на мысли, у него есть сейчас кто-нибудь? В смысле, еще кто-то? Или я — это и есть его «кто-то», то есть, та, кто у него сейчас есть?..
***
Глоссарик
хэнд-аут — распечатанные экземпляры презентации, выдаваемые участникам
Тюрингия — федеральная земля в Германии, входившая в состав бьышего ГДР
О, Панама — берлинский ресторан высокой ценовой категории
Абрикос — кафе в Берлине умеренной ценовой категории
пэтнри — кухня, кухонная ниша на фирме
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Степ-план на ноябрь
Ноябрь медленно, но верно вживляет во всех свою замогильно-холодную серость. Опять он высушил золотые фантики бабьего лета, опять глумливо раскрошил их по паркам и площадям, а теперь танцует в них свой танец отчаяния, размахивая метлой, как подвыпивший дворник.
Я наблюдаю за ним со стороны, как будто не живу во всем этом кино, а просто хожу на него. Смотрю, но не депрессую. Возможно, я жестокосердна, но мне нет дела до того, что там кто-то где-то отчего-то мерзнет: меня согревает Рик. Я серьезно.
Я понимаю по прошествии следующей недели: смех-то какой, но Рик сделал меня своей женщиной. Своей наложницей. Своей шлюхой? А если бы и так — не боюсь этого определения.
Миха, которого я не встречала больше после того дня, не знавал меня такой. Уверена, если бы ему показали видео, на котором были бы я и Рик, он не узнал бы меня. Сроду не подумал бы, что там его бывшая жена.
В общем, не знаю, как меня назвать, да и в названиях не нуждаюсь. Просто нам хорошо вдвоем. Просто все следующие дни Рик встречает меня после работы, и я то еду к нему, то везу его к себе — трахаться.
Да, я пересилила себя: после пятницы в О, Панаме привела его к себе домой. К нему мне с работы ближе, но — да в самом деле, почему нет?.. Я открыла ему свое тело, которое решило, что… здоров он, кажется, значит, могу открыть ему и квартиру, поскольку решаю, что «ничего».
— Ну вот… — открыла я перед ним дверь.
— Че, приглашаешь?.. — усмехнулся он — и принял приглашение.
В общем, Рик отнесся к первому разу у меня без фанатизма — слишком занят был мной. А после осматривался без диковатости, не «комментировал» изумленными возгласами моих «причудливостей» вроде «о, кованое панно над кроватью… фотообои в гостиной — ввысь, в кроны деревьев, чтоб башку вверх…»
Отсюда я сделала вывод, что он, возможно, не всегда обитал в Кройцберге, а с формами жилья сталкивался не только в виде раздолбанной хаты, запущенной до состояния «нежилое-и-так-оно-и-лучше». Может, даже на мели был не всегда.
Про его нынешний уровень существования я не расспрашиваю — вижу лишь, что на сигареты и воск для волос ему хватает. На есть-пить вроде тоже. Где он столь регулярно подкачивает эти свои аккуратные мускулы я, правда, не знаю, но делает это успешно.
Нам не надоедают встречи, словно поясняю кому-то для проформы. Самой себе не подумала бы пояснять столь очевидное. Вряд ли в контексте с нашими встречами какое-либо слово может показаться менее уместным, чем «надоедают».
И вот, пока на улице все хуже некуда, у нас горит огонь. Став испробованным, секс с ним не становится привычным, то есть, не думает превращаться в рутину по ловле кайфа. Нет, спать с ним становится необходимым. Если по какой-либо причине, виновницей которой, как правило, оказываюсь я, мы пропускаем день, его ломает. Летят звонки и недовольное рычание в голосовых и даже текстом. Меня ломает не меньше, поэтому я стараюсь не пропускать. А Рик не только всегда готов — у него всегда есть время.
Мы не ночуем вместе. Он ни разу не стремился, я тоже не упоминала. Если ему есть с кем ночевать, то я не спрашиваю. Черт его знает.
Похоже, теперь я распространяю вокруг себя ауру бурной половой жизни и тотальной сексуальной удовлетворенности, а что (кратко-)временной — так этого ж никто не знает. На работе все резко «вспоминают», что я «вообще-то зашибись красива» и «сексуальная зараза, прям ведьма», и «ноги-попа-грудь», и это «всегда было известно». Мужчины в возбужденном ауте («м-м-м, какая ж она… хоть разок бы ее…»), девчонки злобствуют: фигура