Только к концу первой лекции, несмотря на то, что полночи удалось поспать, я фактически засыпала. Уже ничего не замечала вокруг себя. Ни сидящего позади меня Олега, ни его вполне себе дружелюбную попытку втянуть меня в разговор во время перерыва. Ничего. Подумать только, еще неделю назад я мечтала увидеть его хоть один раз в неделю, а сейчас вот он здесь, протяни руку и можно потрогать, не говоря уже о том, что просто насмотреться. Так нет же, такое желание как сон, в скупе с раздражительностью от намечающихся красных дней календаря, перевешивает желание не только смотреть, но и говорить. Все, чего я хочу, так это забраться в теплую кровать в обнимку с медведем. Наверное, так и начинают прогуливать те, кто работают. Да уж, а ведь еще недавно я их осуждала. Теперь же убегаю словно преступница с последней лекции. Стыдно? Если честно очень, но желание попасть домой в теплую кровать перевешивает чувство стыда. Уже на подходе к остановке я поняла, что все-таки сверху меня наказывают. Смотрю на свои промокшие кроссовки и думаю только о том, что попасть под такой непрекращающийся ливень — это определенно мое наказание за вчерашнее, и за сегодняшний прогул. С волос стекают капли дождя, ветровка тоже вся промокла. Молодец, Света, очень подходящей оказалась одежда. Вдоволь замерзнув, через десять минут с трясущимися от холода руками, села наконец-то в автобус. Благо, из-за отсутствия пробок до дома добралась быстро. По лужам уже не бежала, равно как и от дождя перестала натягивать капюшон. Все равно мокрая как курица. Надо просто поскорее в душ и в постель.
Не припомню, чтобы когда-то так радовалась дому. Тепло, как же тут тепло и хорошо. Скидываю с себя ветровку, кроссовки и промокшие насквозь носки. Выхожу из прихожей, шлепая босыми ногами по паркету и застываю, глядя на бабушкин чемодан. Приехала… Осталось узнать когда, учитывая, что телефон у меня сел сразу после нашего вчерашнего разговора в обед. Паника начинает захлестывать с каждой секундой все больше, пока в замочной скважине я не слышу звук прокручиваемого ключа. Подбегаю к двери, отодвигаю щеколду в сторону и открываю дверь под оглушающие удары собственного сердца. Не могу сказать, что бабушка выглядит сердитой или злой. Напротив, увидев меня, она даже улыбается.
— Привет. А нас с последней лекции отпустили, преподаватель заболел, — вполне уверенно вру я, глядя на то, как бабушка ставит бумажный пакет на полку.
— Отпустили и хорошо. Приходить домой пораньше — это всегда хорошо. А я вот приехала и решила сходить в магазин за вином.
— За вином? — растерянно произношу я, не совсем понимая, что происходит. Она не пьет, ну разве что по праздникам, да и то бокал вина или шампанского.
— Да, за вином. Захотелось отпраздновать.
— Что отпраздновать? — осторожно спрашиваю я. Только вместо ответа бабушка снимает с себя верхнюю одежду и постоянно заглядывает мне за спину. И тут я понимаю, что смотрит она на пол, а если быть точнее на мои мокрые следы. — Я вымою пол, это просто следы от мокрых ног. Я попала под дождь, — начинаю оправдываться, но бабушка как будто бы и не слышит.
— Что отпраздновать… а что же я хотела отпраздновать? — пристально смотря на мен, как-то растерянно выдает она, напрочь убирая добродушное выражение лица. — Вспомнила.
Резко вскидывает руку и со всего маха ударяет меня по щеке. Если бы не обжигающая боль, я бы сказала, что это сон. Точно. Просто сон, повторяющий события недельной давности. Я даже не успела возмутиться и что-либо произнести, как через какую-то секунду она схватила меня за волосы и потащила в гостиную.
— Пусти, ты что с ума сошла?!
— Конечно, сошла! — захлебываясь истерически смехом, выдает она, продолжая тянуть меня за волосы. — Тварь! — дергает меня за волосы еще сильнее и тут же отпускает, толкая на диван. — Пока я не спала всю ночь, в поисках своей внучки, обзванивая больницы, морги и гребаную полицию, которая не стесняясь посылает меня на все четыре стороны, я определенно сошла с ума! — кричит она, нависая надо мной. — И окончательно бы двинулась головой тебе на радость, если бы утром не обошла всех соседей в поисках моей невинной внучки. А она оказывается жива и здорова, просто решила гульнуть с каким-то мужиком. Ну подумаешь, дома не ночевала. Я же должна была вернуться не раньше, чем завтра, чего бы не поскакать еще на мужике, да, Светлана? В конце концов, когда еще выпадет такая возможность, надо было все успеть, — горько усмехается она.
— Это не то, что ты думаешь.
— Рот закрой. И не реви, противно на это смотреть.
— Я не ночевала ни с каким мужиком! Я устроилась на работу еще с прошлой недели.
— На какую работу?! Шлюха — это не работа, Света. Это просто твое призвание.
— Хватит! — отталкиваю ее в плечо и вскакиваю с дивана. — Надоело одно и то же слушать с детства. Я не шлюха. Не шлюха! Не шлюха! — истерично повторяю я, борясь с собственными слезами. — Я устроилась в больницу медсестрой. В субботу были мои первые рабочие сутки, во вторник — вторые. Вчера вечером у меня сел телефон, а зарядку я забыла из-за того, что вчера впервые в жизни проспала. Да, и такое со мной бывает. Я работала, бабушка, а не то, что ты постоянно представляешь в своих больных фантазиях. Ты можешь все проверить, только сходив на отделение.
— А цветы и вот это ты сама себе купила на мои деньги?! — поднимает с пола непонятно откуда взявшегося медведя и кидает в меня.
— Нет, не сама. Мне их подарили. Твои деньги лежат на месте.
— Ты совсем меня за дуру принимаешь?! Предположим, про работу это все правда, а то, что у тебя засосы на шее и мужика ты сюда водила — это ты как объяснишь?!
— Никак. Я не обязана никому и ничего объяснять! — не знаю откуда у меня берутся силы это сказать. — И даже, если меня поцеловали и подарили игрушку… это не делает меня шлюхой. А в принципе думай, что тебе угодно. Что бы я ни делала и как себя ни вела, я все равно для тебя самая плохая. Нет, не так, самая плохая шлюха. Надоело!
— Это тебе надоело?
— Да, надоело! Нормальные бабушки даже за проступки не бьют и не таскают за волосы своих внуков, — смахивая слезы, твердо произношу я. — Меньше чем через месяц, как только получу первую зарплату, я отсюда съеду. Надо было давно попробовать начать жить отдельно, но лучше поздно, чем никогда.
— Даже так? — скептически интересуется бабушка, не прекращая истерически смеяться.
— Только так.
— Нет, дорогая моя. Так не будет, — зло произносит она, качая головой. — Хочется самостоятельной жизни, значит пошла вон отсюда прямо сейчас.
— Уйду… через месяц.
— Я сказала вон! — дергает меня со всей силы за руку и подталкивает в спину. — Условия она мне здесь будет ставить, вся в мать, сколько ни выбивай дурость.
— Не трогай меня! — толкаю ее в ответ, не контролируя силы. И понимаю, что еще пару шагов и меня реально выставят полураздетой за дверь.
— Я смотрю за неделю ты не только на чьем-то члене скакать научилась, но и отвечать.
— А ты это давно умеешь делать, видимо от тебя и набралась, — и только произнеся все это вслух, поняла, как это двояко звучит.
— Тварь! — резко хватает в очередной раз меня за волосы, на что я не успеваю толком отреагировать, и открывая второй рукой дверь, она попросту вышвыривает меня из квартиры, так, словно я какой-то нагадивший котенок.
Мгновение и дверь закрывается буквально перед моим носом, а следом слышен звук щеколды.
— Открой дверь! — ударяю кулаком от безысходности в дверь и начинаю смеяться.
Тупо не могу сдержать истерический смех, он из меня буквально льется, когда я смотрю на свои босые ноги. Сходила называется на работу. Смеялась я еще минут пять, а потом, присев на подоконник, вместо смеха пришла волна паники. Бабушка ведь принципиальная. Сказала «пошла вон», значит так и будет. Надо уходить, только не мешало бы как-то забрать свои вещи вместе с накопленными деньгами.
Немного придя в себя, я вскочила с подоконника и начала самым настоящим образом барабанить кулаком в дверь. Бабушка оказалась стойким орешком, впрочем, как и ожидалось. Лично у меня было ощущение, что я себе отбила руки, а ей хоть бы хны.
