отвечаю. — Мочит моими руками нефтяников.
— Это понятно. Но тем не менее, он отдал письмо именно тебе, а не нашим конкурентам. Видимо, ты хорошо попросила.
Мне не нравятся намеки начальницы, хоть они и абсолютно обоснованы. Ведь спать с источником и таким образом доставать информацию — это последнее дело.
Я занялась с ним сексом, потому что сама этого хотела, а не ради письма! Меня бросил парень, с которым я была два года, я плакала всю ночь, а тут Никольский захотел поиграть в шахматы на раздевания. Весь такой шикарный, уверенный в себе и до умопомрачения сексуальный.
Да, я не устояла. У меня был стресс, меня бросил парень. И да, я не против еще раз заняться с Ярославом сексом. А потом еще раз и еще раз. Но я прекрасно отдаю себе отчет в том, кто он и что ему на самом деле от меня нужно. И сама постоянно помню, кто я и что мне нужно от него.
— Он сам предложил мне это письмо.
— Алена, — Яна разворачивается на стуле в мою сторону. — Когда мне было столько же лет, сколько тебе, у меня тоже был роман с источником.
Я застываю от услышанной информации и во все глаза смотрю на начальницу, пока она продолжает:
— Как ты знаешь, я, будучи корреспондентом, тоже писала про министерство экономики. У меня был роман с пресс-секретарем тогдашнего министра.
— С пресс-секретарем Савельева? — изумляюсь. — Но у него же женщина была…
— До Савельева министром экономики был Петр Фролов. Вот с его пресссекретарем. Он тоже помогал мне с документами, много рассказывал, я была лучшим журналистом на рынке.
— И чем все закончилось?
— Тем, что я любила его, как сумасшедшая, а он меня нет. Когда в мои руки попала информация о грязных делишках Фролова, он очень просил меня не писать об этом. И я поддалась. Я совершила самый большой грех, какой может совершить журналист: знать о чем-то очень важном, очень сенсационном и не написать об этом. Умышленно умолчать, потому что тебя об этом попросил человек, которого ты любишь.
Я слушаю речь Яны, затаив дыхание. Она всегда рьяно выступает за права журналистов, борется с самоцензурой, которая периодически включается у нашего главного редактора, посылает на три буквы всех пресс-секретареей, которые звонят и слезно просят отложить публикацию, смягчить заголовок, прислать им посмотреть статью перед ее выходом и так далее.
И эта девушка однажды отказалась писать сенсацию, потому что ее об этом попросили???
Пускай даже просил человек, которого она любила…
— Так вот, — продолжает, — если однажды ты услышишь от Никольского слова:
«Алена, пожалуйста, не пиши об этом», и не напишешь, то ты просто пешка, которой он манипулировал.
— Никольский не манипулирует мною, — тут же спорю.
— Ну вот и узнаем.
Яна возвращается к компьютеру, а я погружаюсь в мысли. Нет, я точно не буду молчать, если Никольский попросит. Каждый первокурсник журфака знает, что журналист не должен жить со знанием, он это знание должен нести в массы. Зачем мне владеть какой-то информацией, если я не могу рассказать о ней всей стране?
Какая польза от того, что я это знаю?
— И чем у тебя все закончилось с тем пресс-секретарем? — осторожно интересуюсь.
— О тех грязных делишках Фролова, о которых он попросил меня не писать, узнали наши конкуренты из другой газеты и написали статью. Я получила от своего начальника по башке за то, что пропустила важную тему. Фролов вскоре после этого подал в отставку, его пресс-секретарь ушел вместе с ним и на этом потерял ко мне интерес. Я думала, он меня любит, а оказалось, что просто юзал, так как я была для него удобным журналистом.
— И сейчас вы с ним никак не общаетесь…?
— Ну он есть у меня в друзьях на фейсбуке. Недавно опубликовал пост о том, что у него родилась дочка. Я лайкнула.
— Понятно.
— Всем привет! — в наш уголок врывается Паша и плюхается на свое место.
Я тут же возвращаюсь к компьютеру и принимаюсь писать статью.
Глава 29
В семь вечера я выхожу из редакции и тут же замираю на тротуаре, потому что в десяти метрах вижу… Костю. Он стоит с букетом цветов. Замечает меня и машет рукой.
Полная растерянности, шагаю к нему.
— Костя? — изумляюсь так, будто вижу привидение.
— Привет, — улыбается. — Это тебе, — протягивает букет.
Машинально беру в руки. Я догадывалась, что нам еще предстоит разговор, нас многое связывает и точка не может быть поставлена вот так просто на ровном месте.
Но все равно я сейчас смотрю на парня во все глаза, шокированная тем, что он меня ждет.
Костя, видимо, трактует мое молчание как-то по своему. Делает ко мне маленький шаг и заключает в объятия.
— Зай, я так соскучился по тебе.
В горле образовался тугой ком, который мешает дышать. В глазах начинает щипать.
— Зай, прости, пожалуйста, что не звонил. Я просто немного обиделся на тебя за то, что ты тогда ушла, ничего не сказав. Я думал, мы проведем вечер и ночь вместе, а ты психанула и ушла.
— Что? — отступаю на шаг назад, сбрасывая с себя его руки. — Ты обиделся за то, что я ушла? Это вообще-то ты бросил меня там в коридоре и сам свалил!
На Костином лице мелькает удивление.
— Я подмел осколки и пошел на кухню греть нам ужин, а ты взяла и ушла, ничего не сказав.
— Но ты ушел на кухню и не позвал меня! — взвизгиваю.
— Я думал, ты придешь следом.
Порываюсь еще что-то возразить, но слова заканчиваются, и я просто открываю и закрываю рот.
— Зай, — Костя снова приближается ко мне на шаг. — Давай где-нибудь сядем и поговорим? У меня хорошие новости.
Костя берет меня за руку и ведет куда-то по тротуару. Словно тряпичная кукла, послушно следую за ним, судорожно прокручивая
