Замолкаю, удивленно таращась на него, неожиданно проявившего кучу эмоций… — Мой сын не пойдет в детский дом!
Триггер, что ли?
— Я-а-а… Просто как вариант… Понимаете, он…
— Я понимаю, Аня, — Хазаров успокаивается так же, как и заводится, мгновенно. Вот только что глазами сверкал так, что жуть брала, а уже снова — каменный истукан. — Я не зверь, что бы ты про меня ни слышала…
— Я совсем не…
— И я понимаю, что ребенок может быть привязан к этой… К матери. И точно так же понимаю, что ему там находиться нельзя. Я не позволю. Потому и ищу выход из ситуации. Самый простой: забрать его сюда. Но ты говоришь, что он не пойдет… Сам. Значит, надо искать варианты…
Я замолкаю, с удивлением глядя на Хазарова.
То есть… Он готов к компромиссам? Может, я сделала поспешные выводы насчет его непрошибаемости, и не такой уж он зверюга и монстр?
— С матерью его я разберусь, — продолжает Хазаров, пристально глядя на меня, — он больше туда не вернется…
А нет, выводы верные все же…
Но прогресс есть, он разговаривает. И способен слышать другое мнение. Значит, можно что-то с этим сделать…
— Это неправильно… — опять начинаю я, — надо по-другому…
— Вот ты и подскажешь, как именно надо, — с удовлетворением заключает Хазаров, — раз ты так хорошо его знаешь и хочешь ему счастья. Но потом. Сначала надо с вашими замутами разобраться.
Я открываю рот, чтоб что-то сказать, возразить, возможно… И понимаю, что возражать-то, собственно, нечего…
Получается, что мы сейчас договорились о том, что Ванька остается здесь, пока не исчезнет опасность для него, а я помогаю Хазарову затем решить вопрос с его добровольным переселением к нему в дом…
И вот сейчас внимание, вопрос: как это вообще случилось?
Каким образом я согласилась?
Хазаров тянется опять к бокалу, лицо его по-прежнему невозмутимое, но в углах глаз чудится насмешливый, довольный прищур.
Я уже по-новому, с уважением смотрю на него, окончательно уверяясь, что весь наш разговор, все мои возражения… Все это было просто умелой игрой. И вел ее именно он. И вывел туда, куда в итоге и хотел.
То есть, к нахождению сына на его территории и тому, что я буду оказывать в этом посильную помощь!
И, что самое интересное, не отказаться теперь! Мы же и вопрос про оплату замяли, я даже и оскорбиться теперь не могу! Не на что! Действуем в интересах ребенка, посмотри-ка!
А его намеки на… На мое внимание… Это просто намеки. Может, мне показалось вообще? Голова-то дурная, травок, вон, выпила, каких-то, запросто могла принять желаемое за…
Черт!
Да какое, нафиг, желаемое?
Что за ерунда!
Да я рада до ужаса, что все обошлось, что он совсем не собирается меня преследовать… Что я ему не интересна в этом плане!
Блин, что только что было за помрачение?
Наверно, это просто дикий коктейль из эмоций сработал во вред, показалось всякое…
Надо это все забыть, отпустить и поговороить про то, что нам дальше делать. С Ванькой. И сколько продлится наше сидение тут. Нет, с одной стороны, хорошо, потому что вряд ли найдутся смертники и придут сюда, на территорию Хазарова, забирать его сына.
А с другой…
Моя жизнь, моя работа…
Я хочу спросить про это все, пользуясь предоставленой возможностью, но Хазаров опережает:
— Иди спать.
— Но я…
— Утром все. Иди.
Он опять давит голосом, и я автоматически подчиняюсь.
Сползаю с барного стула, иду к двери…
А Хазаров неожиданно повторяет мой маневр, догоняет в дверях, нависая:
— Провожу.
Ох, нет!
— Не надо, я не заблужусь…
— А я и не думаю, что заблудишься…
— Тогда зачем?..
— Целее будешь…
Я не решаюсь спрашивать более подробно, просто выпрямляюсь и иду к своей комнате, остро ощущая присутствие хищника за спиной. Он пока расслаблен, но взгляд-то жуткий, острый… Нацеленный на охоту.
Пусть мне просто кажется на нерве опять…
Просто кажется…
Темный коридор кажется неожиданно длинным. Просто удивительно, в кухню шла буквально за пару минут, а обратно по ощущениям чуть ли не полчаса…
Наверно, пресловутая Последняя миля в американских тюрьмах такой же длинной видится приговоренным к смерти, идущим по ней…
Ежусь от глупого сравнения, инстинктивно выравниваю спину, чувствуя постоянный внимательный взгляд на открытой шее и затылке. Почему-то припоминается недавнее странное ощущение чужого прикосновения к татушке за ухом, когда заснула в кабинете днем и, проснувшись, увидела Хазарова в кресле напротив…
Сейчас кажется, что он смотрит и туда тоже… Уши начинают гореть, а я — опять злиться. Невольно жестче печатаю шаг, ускоряюсь, прекрасно понимая, что не стоит этого делать, показывать чрезмерную нервозность. Мы, вроде, договорились… И мне никто ничего такого… По крайней мере, я успешно сделала вид, что не понимаю и вообще дура тупая…
Так чего трясет-то всю?
Просто потому, что он за спиной? Что не вижу его лица, не могу контролировать ситуацию?
Проходим боковой коридор, выходящий на веранду, и оттуда, с улицы, слышатся негромкие мужские голоса, смех.
Похоже, гости Хазарова никуда не уехали, продолжают развлекаться на свежем ночном воздухе… Надеюсь, у них хватит ума не привозить сюда женщин… По крайней мере, пока Ванька тут…
Понятно, что даже эти мои мысли — запредельная наглость, потому что мы с Ванькой тут на птичьих правах, особенно я, и хозяин может на своей территории творить все, что ему заблагорассудится, вести себя так, как привык. Но все же…
С улицы опять слышится взрыв смеха, уже громче, судя по всему, гости Хазарова не на сухую сидят…
Главное, чтоб Ваньку не разбудили…
Мы наконец-то подходим к двери в мою комнату, я останавливаюсь, нажимаю на ручку, открывая замок, поворачиваюсь к Хазарову:
— Спасибо…
— Не за что, — кивает он, — дверь запри.
Я и сама хотела это сделать, но сейчас в голову приходит мысль:
— А если Ванька ночью проснется? И в туалет захочет? Или попить? Может, я у него в комнате посплю?
— Не надо, — спокойно отвечает Хазаров, — я прослежу. А ты… Закройся.
— Мне угрожает опасность?