бокала.
– Я, пожалуй, ограничусь минералкой. А ты угощайся. И расслабься наконец. У тебя такой вид, словно ты зайцем летишь. И ждешь, пока тетенька-контролер тебя выгонит.
– Ну простите, я не привыкла к бизнес-классу.
– Привыкай. Сейчас еще и обед принесут.
– Мы же ели дома.
– И мороженое, – словно не слыша ее, припечатал Всеволод Алексеевич. – Саша, расслабься!
Легко сказать. Сашке казалось, все на нее смотрят. И все, от стюардесс до пожилой пары в соседних креслах думают, что она его содержанка. Туманова, конечно же, узнали. Он уже принял участие в обязательной фотосессии на смартфоны. Сашке хотелось провалиться куда-нибудь. А он «расслабься».
Наконец они на месте. В аэропорту их встречает заранее заказанное такси и везет сразу в госпиталь. Они не обсуждали, что будет потом, не брали обратных билетов. Он не поднимал эту тему, а Сашка тем более не хочет начинать. Пусть будет как будет. Ее задача его лечить, точка. Она договорилась со Свешниковым, чудесным Иваном Павловичем, который их уже ждет на консультацию. А там посмотрим…
– Сашенька! Как же я рад тебя снова видеть! – Свешников сгребает ее в объятия. – Ну что, земский доктор, в Москву-то не тянет? Всеволод Алексеевич! Мое почтение!
Протягивает руку Туманову, а тот стоит мрачнее тучи. Что это с ним? Всю дорогу бодрячком, пересказывал ей новости из газет и делился опытом полетов, в такси обсуждали московские пробки с шофером и политику мэра, которую их водитель, конечно же, осуждал, зная, как следует управлять столицей. А теперь что?
– Туманов, – сухо представляется тот, кто в представлении совсем не нуждается.
– Чаю? – любезно предлагает хозяин кабинета. – У меня есть очень вкусные конфеты из Израиля, представляете? Пациентка подарила. У нас таких не продают. Саша, ты по-прежнему только зеленый пьешь?
– У меня диабет, – не слишком любезно прерывает его Всеволод Алексеевич.
Да какая муха его укусила? Сашка в полной растерянности сидит между двумя дорогими ее сердцу стариками. Еще не хватало, чтобы они перессорились. И с чего? Чем ему Иван Павлович не угодил? Милейший человек, он был первым, кто обратил внимание на старательную практикантку, готовую мыть полы и оставаться на ночные дежурства. Он подкармливал ее конфетами, шоколадками и прочими гостинцами от больных все ее полуголодные годы учебы. Он же способствовал, чтобы ее взяли в штат, и очень сожалел, что Сашка выбрала другую специализацию. И все равно помогал, подсказывал, опекал. Без всякой задней… Стоп. Так вот о чем подумал Всеволод Алексеевич! Ну конечно, объятия при встрече. Это с Сашкой-то, до которой посторонним и дотронуться нельзя. Вот в какую сторону у него мысли поехали. Господи! То есть он ее…
Додумать Сашка не успевает, потому что Всеволод Алексеевич интересуется, когда начнется осмотр?
– Мы устали с дороги и хотели бы уже определиться со своим пребыванием в столице, – ворчит он.
– Я к вашим услугам, – лучезарно улыбается Иван Павлович. – Раздевайтесь!
– Вот наши старые выписки. – Сашка кладет на стол Свешникову папку, одним глазом наблюдая, как Всеволод Алексеевич возится с ремнем.
Дома подошла бы и помогла, в последние дни она постоянно помогала ему одеваться-раздеваться из-за больного колена. Но то дома. А как он отреагирует при профессоре? Он и так злой как черт. Москва ему на нервы действует, что ли?
Свешников быстро пролистывает бумаги, качая головой, надевает перчатки, подходит к кушетке, на которую Всеволод Алексеевич улегся с самым скорбным лицом.
– Снимок не делали? А внутрисуставную жидкость на анализ брали? Почему? Саша, ты меня удивляешь. Неужели на местном уровне даже такие элементарные вещи нельзя сделать?
Прежде, чем Сашка успевает ответить, Всеволод Алексеевич выдает, как бы в воздух, ни к кому не обращаясь:
– Надо же, а я думал, перчатки надевают только хирурги и венерологи. Это всего лишь колено, а не член сифилитика.
Сашка давится чаем, который допивала скорее машинально, чтобы успокоиться. Да что с ним такое сегодня?! Свешников по-прежнему невозмутим:
– Есть стандарты гигиены, Всеволод Алексеевич. Сейчас может быть немножко больно…
– Да вашу ж мать!
Туманов со свистом втягивает воздух, Сашка бросает чашку и срывается к нему.
– Нет, Иван Павлович! С ним нельзя так! Все, все хорошо, дышим. Дышим, Всеволод Алексеевич. Все, все, уже не больно.
Сажает его, держит за плечи, заставляет смотреть в глаза и дышать.
– Дайте что-нибудь обезболивающее сначала, Иван Павлович. Я же вам говорила, астма. Приступы завязаны на стресс, на боль. Тихо, тихо, солнышко. Все хорошо.
Профессор совершенно ошарашен, то ли нестандартной реакцией пациента, то ли еще более нестандартной реакцией доктора Тамариной. Спокойной, рассудительной доктора Тамариной, которую он никогда не видел такой, как сейчас.
– Так, понятно. – Свешников наконец приходит к себя. – Давайте-ка мы вас положим в генеральскую палату, Всеволод Алексеевич. Сделаем снимки, возьмем анализы, а потом подумаем, как быть дальше.
– Генеральская одноместная, – замечает Сашка, все еще прислушиваясь, как он дышит, и не отпуская его ставшую холодной и влажной руку. – А нам нужна двухместная. Ну или раскладушку какую поставить.
У Свешникова лезут глаза на лоб, но Сашке уже плевать, кто и что подумает, потому что Всеволод Алексеевич вцепился в нее мертвой хваткой. Молчит, конечно, сохраняет остатки достоинства. Но Сашка и так все знает. И не оставит она его, даже и в мыслях не было. Не просто так они в ее родной госпиталь приехали, где все пойдут навстречу.
– Иван Павлович, просто сделайте, как я прошу, – с нажимом говорит Сашка, глядя своему наставнику в глаза, мол, потом все объясню.
Свешников кивает и зовет медсестру, чтобы отдать распоряжения.
– Втиснем для вас вторую кровать. Будешь ты, Сашенька, генеральской женой, – шутит он напоследок.
Всеволод Алексеевич скрипит зубами так, что стоящей рядом Сашке слышно.
* * *
– Ну а теперь рассказывай, Александра Николаевна, как ты докатилась до жизни такой?
Иван Павлович улыбается, но глаза серьезные. На столе снова коробка израильских конфет, только теперь к ней добавился торт «Москва», с красным желейным верхом и орехами по краям. Сказал, что пациенты подарили, но Сашка подозревает, что торт специально куплен для вечернего чаепития. С чего бы пациенты скоропортящиеся продукты таскали да еще врачу? Ладно там на пост медсестрам тортик принести. А докторам обычно коньяк перепадает.
Прогадал Иван Павлович или подзабыл, она «Москву» не любит. Приторная гадость. Сашке нравятся «Графские развалины». «Москву» любила Нюрка. И скорее из-за названия и пафоса, нежели вкуса. Официальный торт столицы, кондитерский символ твоей принадлежности к элите. Бред.
Сашка берет предложенный кусочек и беспокойно косится на телефон, лежащий рядом.
– Да не дергайся ты, доктор Тамарина. Во-первых, он сладко спит,
