семья. И приехать я не смогу.
Она еще немного слушает, а потом убирает плечо. Телефон падает на кровать. Сашка нажимает красную кнопку «отбоя», на экране остается жирный отпечаток от мази.
– Саша?
– Больно, Всеволод Алексеевич?
– Терпимо. Кто звонил?
Сашка морщится. Она не хочет это с ним обсуждать. Ее куда больше беспокоит его колено. Такое воспаление притирками не вылечишь. И что делать? Искать специалистов здесь? А они вообще есть в курортном городе? Везти его в Москву? Столица вытреплет все нервы и ему, и ей. А если он решит не возвращаться? В Москве он прожил больше полувека. Он ее знал и любил, он был москвичом в самом классическом понимании. Вдруг, ступив на родную землю, поймет, что последние несколько лет – просто морок, наваждение, затянувшиеся гастроли. И Сашка снова окажется по другую сторону занавеса, в толпе расходящихся по домам зрителей.
– Саша, у меня такое ощущение, что больно тебе.
Он говорит без тени улыбки, одним движением выключив телевизор и приподнявшись на локте, чтобы лучше ее видеть.
– Что случилось? Кто звонил?
– Моя мама. Да, она существует. Но мы не общаемся. Долгой истории о наших непростых взаимоотношениях не будет, если вы позволите.
– Вот как… И чего она хотела?
– Чтобы я приехала ухаживать за отцом. Так, с коленкой пока закончили. Укройтесь и не вставайте полчасика, хорошо? Сейчас еще таблетку надо выпить, я только с дозировками разберусь.
– Саша…
– Всеволод Алексеевич, я никуда не уеду. Если сами не выгоните, конечно. Не смотрите на меня так, пожалуйста.
– Саша, так нельзя. Речь идет о твоих родителях.
– Они всю жизнь справлялись без меня.
Хотелось добавить: а я без них. А знаете, Всеволод Алексеевич, кто утешал меня, когда в школе не ладилось, одноклассники обижали, учителя придирались, первая любовь не сложилась, первый секс оказался отвратительным? Папа? Мама? Нет, вы. А учиться в медицинский я из-за кого пошла? А все положительные эмоции в моей жизни кто дарил? И стоял невидимой защитой за спиной. Вот вам я и обязана.
– Держите.
Сашка протягивает ему стакан воды – таблетку запить. И не сдерживает ухмылки. Хрестоматийный стакан, классика жанра.
* * *
Собирается он неохотно. То есть вообще не собирается. Сидит в кресле, вытянув больную ногу, вторую, по обыкновению, поджав под стул. Всегда поджимает ноги под себя. В какой-то глупой девчачьей книге в далеком детстве Сашка вычитала, что так делают мужчины, ценящие домашний уют. А широко расставляют ноги уверенные в себе альфа-самцы. Господи, какую дурь она в детстве читала! Тогда популярны были всякие энциклопедии для девочек, в которые появившиеся на волне перестройки многочисленные издательства совали что ни попадя: одна статья рассказывала, как стать балериной, а другая крупным планом демонстрировала женские половые органы. Впрочем, определенная связь между первым и вторым имелась.
Если верить книжке, Всеволод Алексеевич любит домашний уют. И если не верить, тоже любит. Кто бы мог подумать, что человек, большую часть жизни промотавшийся по гостиницам бескрайней родины, привязан к своей подушке, любимой чашке и привычному виду из окна. И теперь он сидит в кресле, смотрит, как Сашка укладывает в чемодан его вещи, и ворчит.
– Почему ты не можешь сама меня лечить?
– Потому что я эндокринолог и пульмонолог, Всеволод Алексеевич. Ну сойду еще за врача общей практики. Я не полезу в сустав! А мазями мы не обойдемся.
От ее притираний стало немножко легче, но отек не спадает, а обезболивающие Всеволод Алексеевич глотает уже чуть ли не горстями. На фоне чего предсказуемо скачет сахар, и Сашке категорически не нравятся ни его самочувствие, ни его настроение.
– А нельзя найти врача здесь? Неужели на весь город нет ни одного… Как его там, кто нам нужен?
– Ортопеда. Есть, целых два. Я знаю обоих. Лучше бы не знала! А в Москве есть профессор Свешников, я уже с ним созвонилась. Мы с ним в военном госпитале работали, очень хороший дядька.
– Сколько лет? – неожиданно уточняет он.
– Семьдесят. Тогда было, – удивляется Сашка. – А что?
– Тебя всегда к стареньким тянуло?
– Да ну вас! Лучше бы помогали вещи собирать! Что вам брать? Брюки белые брать?
– Ну да, по Москве только в белых брюках шастать. Хотя бы бежевые! Рубашки эти не клади! Они с коротким рукавом.
– И что? Вы с длинным собрались ходить? Летом? Москва – не Северный полюс.
– Сашенька, после определенного возраста мужчине лучше не носить короткий рукав. По крайней мере если он не на курорте.
– Некоторым мужчинам лучше в любом возрасте не носить короткий рукав, – фыркает Сашка. – Но вы к ним не относитесь! Ну серьезно! С вашей осанкой, с вашим разворотом плеч, еще чего-то стесняться?
Это не лесть, фигура у него, по мнению Сашки, идеальная. По мнению Сашки, он вообще идеален. Несмотря ни на что. А то, что мышцы на руках провисают, так они и у молодых дрыщей, сидящих за компьютерами, часто как кисель. Ему-то хоть простительно.
– Тебя послушать, я Ален Делон, – ворчит Всеволод Алексеевич, но видно, что ему приятно.
– Лучше. Никогда мне этот слащавый красавчик не нравился. Но футболки я все равно кладу – для больницы.
Он сразу сникает.
– Всеволод Алексеевич, всего на пару дней. Если получится, поселимся в гостинице неподалеку, а в госпиталь будем ходить на процедуры. Но, боюсь, первые два дня ходить вы не захотите. Всеволод Алексеевич!
Сашка не выдерживает его несчастного взгляда, бросает несложенную рубашку в чемодан, подходит, садится на корточки перед его креслом.
– Ну вы чего раскисли? В Москву вашу любимую едем. Вы же соскучились по ней, наверное? Колено вылечим и забудем про него еще на несколько лет. А может, Свешников чудо сотворит, так и навсегда?
– Ага, – печально кивает он. – Просто мечтаю в родном городе в гостинице пожить. Саша, у меня там, вообще-то, дом есть. И квартира на Арбате, моя собственная. Горлом заработанная. Врачи тоже есть свои, но твоим я больше доверяю.
– Хоть что-то…
Сашка резко встает и возвращается к чемодану, стараясь на Туманова не смотреть. Ну да, кого она уговаривает. Ты еще предложи ему Москву показать, экскурсию провести. Совсем уже крыша едет. Привыкла, что он за ней, как за мамкой, ходит. Так то здесь. А в Москве он быстро превратится в настоящего Туманова. Нашла себе ручного зверька. Съест и не заметит. Скольких таких съел до нее, дурочек?
– Саша, я тебя обидел?
Встает, героическими усилиями, топает к ней. Сашка предельно внимательно складывает вещи. Трусы и носки мог бы сам сложить, между прочим. Хромающий, но не
