который работал в клинике Дани. Ну как бы чего уж? На переправе коней не меняют. Тем более Герман и так все знал.
Я поехала в город на машине мужа, ощущая себя в танке, настолько непривычно было за рулём внедорожника. Поэтому парковочных места я заняла два. А врач меня не поняла.
— Кристина, у вас чудесные анализы.
— У меня жуткий токсикоз… — призналась я, сидя на гинекологическом кресле. — И… и сколько у меня есть времени?
— Времени на что? — хмуро спросила мой гинеколог и поджала губы.
— На аборт… — с трудом, с едкой болью в сердце спросила я, хотя само слово обожгло губы словно мне раскалённым металлом по ним прошлись.
Гинеколог покачала головой. Недовольно переложила бумаги с места на место. А потом озвучила сроки.
Чуть больше двух недель.
И суд как раз примерно в это же время.
Я вышла из больницы, не встретил даже Даню, но была больше рада, чем расстроена этим фактом. Надеюсь Лина его вчера ушатала как следует.
Вернувшись домой я так замоталась, что не сразу поняла, что у меня пришло на мобильный несколько сообщений. И все они от новой подружки.
— Я сейчас приеду! — выдала она, как я только набрала ее.
— У тебя же нога… — заметила я тонко.
— Господи, да что с ней будет. Нога и нога. У меня ещё вторая есть. Я тебе такое расскажу… уууу — простонала Лина в трубку. И я кивнула.
Через полчаса она сидела и рассказывала, как вместо того, чтобы вчера поехать домой, Даня повёз ее ужинать.
— И как у тебя так получилось? — фыркнув спросила я, бросая косые взгляды на документы, которые мне по почте прислал юрист.
— Я просто рассказала ему, что вчера было, кто приезжал и вообще… — Лина взмахнула рукой и замерла. — А ты в курсе, что он не верит в измену твоего мужа?
— Догадывалась, — призналась я.
— И чего тогда тормозишь? Если не изменял, то выкрути его как следует и спокойно живи дальше. Он же мужик у тебя во! — Лина посмотрела на меня и как-то резко умолкла. — Не простишь?
Я вздохнула.
— Вот знаешь, мне даже стыдно за своё не прощение. Типа ну ты хреново не жила, вот и бесишься с жиру. Вот у тебя мужик во! Он твоей маме как сын родной, то курятник поставил, то автополив провёл, но блин понимаешь, мы с ним жили хреново. Было такое, когда я выть готова была от бессилия. Когда он ходил тёмный как туча. Я помню все ещё как это работать и пахать помимо работы. Но я не могу понять почему при меньших бедах, а это моя послеродовая усталость, это крики детские, он решил сдаться. Вот за то, что он тогда рвал жилы, а сейчас решил что прокатит, я его из-за этого не понимаю…
Я присела возле Лины и потерла лоб запястьем.
— Для меня это знаешь предательство. И я могу получить все что захочу, но мне это не надо, потому что не в этом, бизнесе, разводе, деньгах кроется прощение. Я просто хочу, чтобы не было никогда этой Насти, не было его отъезда в день рождения сына, не было…
Я зашлась рыданиями и Лина беспомощно взмахнула руками. Постаралась обнять меня, но я покачала головой и постаралась успокоится.
Герман даст все, что я попрошу, даже развод, но мне нужно было больше.
У меня был шикарный план. Накопить денег и уйти, но Герман и его испортил, дав мне все и прося только оставить ребенка и теперь мои планы летели к чертям.
В пять вечера я получила сообщение от мужа, чтобы не дергалась, он сам заберёт Мирона из садика, а я и не дёргалась. Сидела на террасе в окружение драцен. которые я вынесла, чтобы завтра они увидели солнечный свет.
Когда муж приехал, между нами возникла какая-то пропасть. Мы без слов понимали к чему все шло. Всю ночь я снова не могла уснуть, а утром Герман сказал за завтраком:
— Тебе надо приехать ко мне в офис, бумаги переоформить…
Я от такого заявления растерялась и уронила ложку в овсяную кашу. Герман в это время старался отобрать у Мирона солдатика, которому точно надо пройти через зыбкое овсяное болото, поэтому он не обратил никакого внимания на все это.
— Так быстро? — спросила я, вытирая салфетками молочные брызги со стола.
— Можем подождать пока Мирон вырастет и съедет от нас, — отозвался Герман и наконец-то отобрал у сына солдатика и кинул через всю кухню в раковину.
— Нет, но я не думала, что это все так экстренно… — вяло сказала я, начиная мямлить.
— А у тебя планы на сегодня? — осведомился Герман, прерывая надвигающуюся истерику Мирона по поводу игрушки путём показа упаковки с мармеладками мишками. Он взял троих и засунул сыну в тарелку. Сказал: — Ешь быстрее, а то медведи утонут в каше…
Я уронила лицо в ладони, поражаясь анти таланту Германа в воспитании детей. Он был похож на моего деда, который заставлял меня есть суп быстрее, потому что на дне тарелки был нарисован заяц и вот чтобы он не утонул и не захлебнулся супом…
В общем понятно, да, почему я вышла за Германа замуж?
— Планов нет, но я думала, что мне надо быть с юристом… — стала юлить я как только можно.
— Ну будь с юристом… — пожал плечами Герман. — Кстати, это тот очкарик из оранжереи?
— Герман… — укоризненно протянула я, чтобы не подавал плохой пример Мирону, который тут же навострил уши. — Знаешь в чем суть воспитания?
— Просвяти, — взмахнул рукой Герман и откинулся на стуле, пристально наблюдая за тем как убывала каша в тарелке сына.
— Воспитывать надо сначала себя, а потом детей, — заметила я без тени усмешки, а Герман расплылся в улыбке и сказал тихо, чтобы Мирон не услышал:
— Так я и воспитанный, за столом в носу не ковыряюсь и в раковину не ссу…
— Герман, мне иногда тебе рот с мылом помыть хочется… — призналась я, тяжело вздохнув и понимая, что наш этот утренний обмен колкостями всего лишь занавес перед настоящими проблемами. — Во сколько надо приехать?
— Ну давай после обеда, — сказал Герман и встал из-за стола, забрал у Мирона тарелку, в которой на дне осталась каша, но не осталось мармелада и пошёл загружать посудомойку. — И ещё поговори с нашей домработницей по поводу постоянки с проживанием. Если она согласиться и если ты решишь в мою пользу…
Герман демонстративно посмотрел мне на
