– Простое правило, – ответил Рэд. – Если ты видишь кого-то, этот кто-то, скорее всего, видит тебя.
– Но… – беспомощно пролепетала она. – Было же темно!
– У тебя горел свет. У меня горел свет. Ты знакома с принципом работы окон?
– Ой, да заткнись! – С Хлои разом схлынуло все возмущение. – Мне жаль. Мне правда,правдажаль. Ты должен меня ненавидеть.
Рэд ожидал худшего. Думал, что причины, по которым она это делала, утащат его обратно во тьму: что она использовала его для собственного развлечения, может, наблюдала за ним как за животным в зоопарке. Но это оказалось не так. Такого объяснения он совершенно не ждал. Оно было… приятным, будто Хлоя на мгновение дотронулась до его сердца. И на самом деле ему было плевать, кто смотрит, пока он рисует, – поэтому он и рисовал перед гребаным окном.
Но, учитывая все обстоятельства, он решил, что Хлоя самую чуточку привирает:
– Не то чтобы я не верил твоему лестному объяснению, но ты уверена, что не смотрела хотя быотчастипотому, что я был полуголый?
Она ахнула:
– Конечно нет. Возмутительно! Как можно такое подумать. Я не извращенка, знаешь ли!
– Тогда почему чувствуешь себя виноватой?
Ее хорошенькие пухлые губы превратились в идеальную «о». Уже так стемнело, что Рэд едва мог ее видеть, но полосы оранжевого света фонарей падали ей на щеку, отражались от очков, освещали ее поблескивающие, обтянутые юбкой колени. Может, он должен был воспринять это как какой-то знак. Может, Вселенная намекала ему поцеловать ее, снять с нее очки и задрать юбку.
Ага, точно. На чем они буквально только что сошлись? Что они друзья. Д Р У З Ь Я.
Но потом Хлоя поджала губы, вздохнула и сказала с таким видом, будто исповедовалась:
– Наверное, ты прав.
Рэд замер. Прочистил горло, потому что оно внезапно стало жестче наждачки:
– Прав насчет чего?
Она уставилась на него так, будто он был туповат:
– Ты же знаешь, как ты выглядишь.
«Ты же знаешь, как ты выглядишь». Из уст Хлои это было все равно что долбаная ода его физической привлекательности. А теперь она смотрела на него, прищурившись и вскинув подбородок, будто призывая его возразить.
Возражал Рэд против одного-единственного факта: они не касались друг друга. Так что он перестал сдерживаться и дотронулся свободной ладонью до ее щеки, ее охренительно красивого лица. Она резко вдохнула, прикусила нижнюю губу, и Рэд замер на грани возможной ошибки. Будет ли она жалеть об этом после сегодняшней ночи? Будет ли смотреть на него как на сорвавшийся план, как на то, что она не может контролировать и с чем не хочет иметь ничего общего? Оставит ли она его и все то прекрасное, что начало между ними расцветать?
Он не мог этого допустить. Но и этот момент упустить он не мог.
– Я хочу спросить тебя кое о чем, – тихо сказал Рэд, вглядываясь в ее лицо, – галочка между бровей, жар во взгляде, уязвимая розовость рта за приоткрытыми губами. Он жаждал этот рот. Жаждал эту уязвимость. – Я хочу спросить тебя и хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась. Ни об одной гребаной вещи, Хло. Мы друзья. Необязательно все усложнять. Я не собираюсь все усложнять. Ладно?
Он услышал, как у нее слегка перехватило дыхание, когда она кивнула.
– Ладно, – тихо ответила она. – Ладно. Спрашивай.
– Хочешь, чтобы я снова заставил тебя стонать?
Ее ответ был офигительно приятным:
– Да, пожалуйста.
Глава четырнадцатая
Хлоя думала, он ее поцелует. Он ее укусил.
Кончик его носа столкнулся с ее, его большая ладонь коснулась ее щеки, а его зубы зацепили ее нижнюю губу. Мягко и медленно. И слегка потянули. Это потягивание отдалось расплавленным удовольствием прямо между ног. Рэд снова укусил, уже сильнее, и возбуждение прокатилось по ее коже. Соски напряглись, будто пытались привлечь его внимание, как пара бесстыжих распутниц. Хлоя это одобрила. Новые укусы – везде. Очевидно, телепатия не была его сильной стороной, потому что Рэд не сорвал с нее одежду и не начал пожирать ее – по груди за раз: вместо этого он лизнул ее губу. Он высунул язык, чтобы успокоить оставленное укусами покалывание, вот только это не сработало. Это превратило покалывание в искры, в электрический ток, в разряд молнии. Хлоя застонала.
Рэд отстранился – медленно, очень медленно.
– Вот так, – прошептал он.
– Еще, – потребовала она.
– Знаешь, что я сделал бы с тобой, если бы мы были в моей кровати? – Его хриплый голос был полон сладостно-горькой жажды: – Целовал бы тебя до тех пор, пока не перестал чувствовать своего собственного вкуса. Только фруктовый чай и твои губы. Коснулся бы каждого дюйма твоего тела. Ты такая мягкая, Хло. – Он провел большим пальцем по ее коже: – Как ты этого добиваешься? – Его голос надломился, будто, пользуясь увлажняющим кремом после душа, она разрушила ему жизнь. Он покачал головой и рассмеялся – очевидно, сам над собой. – Я бы заставил тебя кричать. Тебе же это нравится, правда? Когда все слишком остро. Когда тебе слишком хорошо.
Хлоя ошиблась насчет отсутствия у него телепатии. Мысли он читал отменно.
– Возможно. Иногда.
Он замычал. Большой палец, поглаживающий ее по щеке, скользнул ниже, приоткрывая губы. Она укусила его. Рэд сглотнул с таким усилием, что она услышала. Хлоя втянула его палец в рот. Рэд снова промычал что-то. А потом все испортил:
– Скажи, почему ты остановила меня. В прошлый раз.
Она замялась, неуверенность вытеснила большую часть удовольствия. Она не могла ему рассказать – не открыв о себе слишком многое. Что ей ему ответить? Что он уже нравится ей слишком сильно? Что с ним легко быть откровенной, честной и слабой – и это очень приятно, но делает ее очень уязвимой?
Хлоя не хотела заводить этот разговор, признавать, как беспокоилась тогда или как слишком сильно желала его, чтобы беспокоиться сейчас. Она видела, как легко будет влюбиться в этого человека. Она видела призраки всех чувств, которые могут у нее возникнуть, как предвестия. И видела, как он бросает эти чувства ей в лицо – как с ней поступали всегда.
Ее тело было достаточно уязвимым и без того, чтобы сердце следовало его примеру.
Так что она мягко напомнила ему:
– Ты сказал, что не собираешься все усложнять.
Пожалуйста, не усложняй. Я ужасно хочу коснуться тебя губами.
Рэд одарил ее печальной улыбкой и пробормотал:
– Сказал, не так ли?
– Ваши правила, мистер Морган. Пожалуйста, придерживайтесь их.
Как она и надеялась, от ее бодрого, насмешливого тона его улыбка сделалась шире:
– Заткнись! Иди сюда.
Ее желудок рухнул куда-то вниз, когда Рэд приподнял ее, а потом усадил между своих бедер. Ее спина прижалась к его груди. Он прислонился к каменному столбу памятника, который они совершенно точно не собирались вот-вот осквернить.
Сидя позади нее, Рэд прошептал ей на ухо:
– Тебе удобно?
От его дыхания по коже побежали мурашки. Хлоя почувствовала, как голос рокочет в его груди, и от этого вниз по спине заструилось удовольствие.
– Да, – выдохнула она.
– Холодно?
– Нет.
Потому что Рэд обнял ее, заслоняя от ночного воздуха своим большим теплым телом. И потому, что все, что она в этот момент чувствовала, была болезненная смесь удовольствия и отчаяния.
– Хорошо, – сказал он. Его губы коснулись того места, где под кожей сумасшедше бился пульс: – Давай сыграем в «Я хочу».
Хлоя прислонилась к нему и положила руки на его мощные предплечья, словно не желая, чтобы он ее отпускал.
– «Я хочу»? В духе – я хочу провести языком по татуировкам на твоей груди?
Из его рта вырвался протяжный выдох:
– Да-а-а! В таком духе.
Тот факт, что его возбудило что-то такое простое, как ее слова, придал ей смелости. Безрассудства. Для женщины вроде нее – даже бесшабашности.
– В духе… – Она задумалась на мгновение, перебирая фантазии, в которых не признавалась до конца даже самой себе: – Я хочу лежать голой с тобой рядом, чтобы узнать, каково это – когда твоя кожа касается моей.
