Встретились взглядами, и сразу стало понятно, что можно говорить как есть.
— Нет, он в больнице. И он, кстати, заявление на вас написал.
Руслан кивнул, так просто, словно его это вообще не заботило.
— Тогда, можно я к тебе зайду ненадолго? Разговор есть.
— Нет! — испугалась Полина, представив тёти Валину шпионскую радость. — Не надо ко мне!
— Да я тебе клянусь, просто поговорить, Полин! Дальше коридора ни шагу, обещаю!
— Нет, извините. До свидания!
И сбежала на кухню. Но ощущение того, что Руслан вот, рядом, всего лишь за стеной, будоражило. И ведь действительно, поговорить бы с ним, объяснить свой план, попросить, чтобы он пока не появлялся здесь — это же в его интересах! Но как это сделать? Встретиться на нейтральной территории? От этой перспективы опасно щекотало под ложечкой. Нет уж, никаких встреч. Тогда обменяться номерами и созвониться? Точно! Кинулась обратно в спальню, но, услышав в подъезде возню, замерла в коридоре. Он что, уходит?!
Припала к глазку и чуть не запищала от радости — в лифт загружалась тётя Валя с какими-то мешками. Побежала на кухню, свесилась из окна… И вскоре соседка вышла из подъезда и потелепала куда-то напрямую через двор.
Полина суетливо заозиралась, соображая, что теперь… Сердце колотилось, как сумасшедшее. Надо идти к нему, пока такой удачный момент! Но смущение, чёртово смущение — жгучее, парализующее, лишающее воли… Как будто не к соседу на разговор собралась, а в клетку со львами. Взгляд упал на остывающую под салфеткой шарлотку, и Полина тут же шмякнула её из формы на блюдо, сдёрнула с себя фартук… И пошла, чувствуя, как от недостатка воздуха кружится голова.
Позвонила. Раз, другой… С каждым мгновением всё больше чувствуя себя идиоткой. И ещё пирог этот дурацкий, ну как это пришло ей в голо…
Дверь открылась. Ой, мамочки-и-и…
— Вот! — выставила Полина перед собой шарлотку. Щёки мгновенно запылали.
Руслан на мгновенье завис, но тут же открыл дверь шире:
— Зайдёшь?
Она взволнованно поправила волосы… и решилась. Но когда за спиной тихонько щёлкнул замок — внезапно задрожали коленки.
— Правда, он без мяса, — пролепетала она, теряя волю под опаляющим взглядом Руслана…И, даже не успев понять, что произошло, довсхлипнула уже в его губы: — Только с яблоками…
Он сгрёб её в охапку и впился поцелуем — жадным и жарким… И она ответила. Вот так безрассудно, да, но её сорвало вдруг и понесло. К чёрту всё, к чёрту! Будь, что будет!
Соскользнул с блюда пирог… А следом за ним вывалилось из ослабших пальцев и само блюдо…
***
Она сбежала, а Руслан остался у окна. Эта девчонка сведёт его с ума, точно! Хотя, уже свела, чего уж там.
Вот, только что хихикала и робко тянулась к нему — он же не дурак, не пацан, какой-нибудь, он чувствовал, видел это! И тут же — раз и закрылась!
Нет, ну ты, если боишься, то бойся до конца, а если нет — то нет! А вот эти качели… Они сначала давали надежду, потом жёстко обламывали, и от этого в груди разгоралось адское пламя. Как её понять? Где взять этот, мать его, Полино-Русланский словарь?
И вдруг звонок в дверь.
На Полине лица не было, тряслась, как осинка. Тонкая такая, беззащитная, прекрасная осинка.
— Вот, — сунула ему что-то, и Руслан обалдел — пирог!
Удержал рваный выдох. Девочка моя, что же ты творишь… Я ведь за себя не ручаюсь! Я ведь просто не смогу больше держаться!
Распахнул дверь шире. То ли спросил, то ли предложил:
— Зайдёшь?
Был уверен, что сбежит, но она вошла. Боязливо прижимаясь спиной к двери, залепетала что-то про пирог, а глазищи, отчаянные омуты, так и зовут…
Он толком и не понял, как посмел. Впился в её губы, сладкие и нежные, смял её, хрупкую, в объятиях и с замиранием сердца понял — отвечает!
Возбудился с пол-оборота. Один только вкус её, запах чего стоили! А ладошки скользящие по его щекам, плечам, спине! И пьянящие, тихие стоны в губы… Такое податливое, доверчивое тело… Легко подхватил её, вжал в дверь и зарычал удовлетворённо, чувствуя, как она сплела у него за спиной ноги…
И вдруг замерли оба — кто-то настойчиво позвонил в Полинину дверь. Соскользнув на пол, она осторожно глянула в глазок и испуганно шепнула одними губами:
— Участковый!
А тот всё звонил и звонил. И стучал. А потом вдруг позвонил и к Руслану.
Руслан знал, что рано или поздно он придёт и прятаться не собирался, но Полина схватила его за руку, сжала: «Не открывай!» И Руслан не стал, хотя, чёрт, лучше бы не дурить, машина-то у подъезда стоит. Палево.
Успокаивая, зарылся пальцами в её волосы, смял, наслаждаясь их мягкостью, скользнул ладонью по щеке, а она ластилась к нему, как кошка, прикрывая глаза, ловя губами его пальцы… Не мог оторваться от неё, не мог поверить, что она рядом!
Звонки прекратились, и Полина словно очнулась. Развернулась к двери, замерла, наблюдая в глазок, и Руслан снова не выдержал, стиснул её со спины, с упоением зацеловывая основание шеи и участок плеча не скрытый одеждой.
— Ушёл, — наконец, выдохнула она и схватилась за дверную ручку. — Я тоже пойду!
— Нет! — Руслан решительно развернул её к себе и упёрся руками по сторонам от её растрёпанной головы: — Полин, ну не бойся ты меня! Ну давай поговорим, а?
А она вдруг коснулась его щёки и, ласково поведя пальцами, шепнула:
— Я больше не боюсь. Я ночью к тебе приду!
Глава 31
Вернувшись домой ужаснулась — почти полчаса прошло! А казалось, от силы пять — десять минут. Тётя Валя уже сто раз уже могла вернуться.
В груди снова тревожно заныло. Господи, ну когда-нибудь пройдёт этот страх? Когда-нибудь она перестанет чувствовать себя виноватой?
Хотя как тут перестанешь, если… Прикусила губу, всё ещё чувствуя, как она горит, истерзанная жаркими поцелуями, прижала к ней пальцы и поняла, вдруг, что рука дрожит.
Что она делает? Зачем? Это ведь уже даже не через стеночку подслушивать. Не придумывает ли она себе, в очередной раз, то, чего нет? И почему вдруг его уголовное прошлое стало казаться таким далёким и словно бы даже ненастоящим?
Можно себе представить, что будет с бабушкой, если она узнает…
Бессильно опустилась на табурет, согнулась, обхватив себя руками. Запуталась. Пропала. Раздвоилась. Разум себе, сердце себе. Но какая же эта горечь сладкая! И будь, что будет, но сегодня она к нему пойдёт. Не ради поцелуев или чего ещё, нет! Просто поговорить, объяснить ситуацию, рассказать свой план.
Усмехнулась, закрыла ладонями лицо. Да уж. Поговорить. А сама, тайком от себя же, уже вспоминает, какие у неё есть трусики поприличнее…
После садика забежали с Марусей в пекарню на Бульваре, купили пирог. Яблочных, правда, не осталось, но был вполне приличный грушевый. И мясной. И Полина, сдерживая дурацкую улыбку, купила и его тоже.
Когда, возвращаясь домой, не увидела на парковке машину Руслана, в груди отчего-то ёкнуло, но Полина тут же отмела все мысли. Будь, что будет. Нет больше сил предугадывать и контролировать ситуацию.
И вообще, может, он за цветами поехал?
Снова улыбнулась. Она вообще последние полтора часа только и делала, что улыбалась, даже Маруся заметила:
— Мамочка, а почему ты смеёшься?
— Настроение хорошее, дочунь, — подхватила Полина её на руки, закружила. — Хорошее-хорошее! А у тебя?
Маруська завизжала от восторга.
— Сейчас сходим к папе в больницу, отнесём пирог, а потом в парк на качели пойдём, да?
— А на работу?
— А на работу мне сегодня не надо! Выходной у мамы, котик!
А дома их ждал Марк.
Едва только, открыв дверь, Полина услышала звук телевизора, как сердце оборвалось. Как смогла, натянула улыбку, загнала разочарование поглубже, но в груди всё равно противно защемило.
— Привет! А ты чего не позвонил? Ведь могли бы разминуться…
Марк усмехнулся:
— А сюрприз! Что, не нравится?
— Папочка, а почему у тебя губы в зелёнке? — удивилась Маруся.
