шар.
В реальность меня возвращает грохот из Тимошкиной комнаты.
Как ошпаренная я спрыгиваю с коленей и, тяжело дыша, смотрю укоризненно на Виктора, а он…
Он демонстративно поправляет ремень на брюках, и я краснею совсем неприлично.
— Ваши желания идут в разрез с моими. Мне все равно, Ирина — это другое, или не очень. Можете хоть гарем завести, но без меня!
Воронцов пристально разглядывает мое пылающее лицо. Взгляд его опускается туда, где напряженные соски натягивают ткань домашней одежды…
— Давай так: я рассказываю тебе про Ирину, а ты выполняешь одно мое желание.
У меня даже рот приоткрывается от такой наглости.
Я, видимо, слабо представляю себе насколько отодвинуты границы реальности у Воронцова.
— Не представляю, зачем бы мне слушать про какую-то там Ирину? Да еще и расплачиваться за это непонятно чем! Мне это вовсе ни к чему.
— Ой ли? — посмеивается Виктор и смотрит на меня так, будто знает обо мне что-то, о чем я сама не в курсе.
— Именно!
— Соглашайся, Варвара, — продолжает искушать он.
Воронцов с ума сошел? Хочет рассказать про свою новую любовницу, женщине, с которой переспал несколько дней назад? Он серьезно думает, что это хорошая идея?
— Для затравки скажу, что между мной и Ириной только платонические отношения, хоть и очень бурные, — словно читая мои мысли, подливает масла в огонь Виктор.
Платонические, но бурные? Это как? Секс по телефону? Или того хуже — романтическая влюбленность, когда только за ручки держатся?
Я окидываю Воронцова недоверчивым взглядом.
Ну нет.
Он на такое не способен.
Виктор с первой встречи сразу тянется ухватить за грудь.
Любопытство начинает нездорово чесаться. Я успешно с ним борюсь, пока Воронцов не делает очередную подначку:
— У меня будет очень приличное желание, Тронь. Даже тебе нечего будет мне предъявить. Соглашайся.
Ну, может, я и имею право знать, что за женщина мне угрожает…
Уловив мои сомнения, Воронцов не дожидается моего согласия и начинает рассказ.
— Ирина — моя бывшая теща, — огорошивает меня он.
— Бывшая теща? — недоуменно переспрашиваю я, не очень понимая, зачем бы ей мне угрожать.
— Да. Уверен, что Екатерина не удержалась и рассказала тебе историю краха моего брака.
Я неопределенно повожу плечом. И врать не хочется, и Екатерину сдавать тоже.
— Так вот, — продолжает Виктор, — бракоразводный процесс у нас с бывшей женой был нелегкий. Затяжной, со всем вытекающим дерьмом. Эстель осталась со мной за нехилые отступные, но видеться с дочерью я Гале не запрещал никогда. И ее бабушке тоже. Ирина этим воспользовалась для того, чтобы подставить меня и шантажировать. Выставила мне условие: или они отсудят ребенка и лишат меня родительских прав, или я повышу, скажем так, содержание Гали. Ее потенциальный новый муж почему-то не спешит удовлетворять хотелки будущей супруги в тех объемах, что она привыкла.
— Разве это так легко — лишить родительских прав? — с замиранием сердца спрашиваю я. Ведь мама — даже не родитель, она опекун Тимошки…
— Смотря кто и с какой целью действует. У меня достаточно бабок, и я откупился… А на Галю… нашел управу. Сама она ко мне больше не полезет. Это уж точно. Хотя Тиль могла бы и навестить.
— Почему? — у меня в голове не укладывается, как мать может не пытаться вернуть ребенка. Хотя я не понимаю, и как мать не пытается увидеться с дочерью…
Лицо Воронцова искажает гримаса. Ему, очевидно, не очень приятно рассказывать, но он честно соблюдает договоренность, видимо, рассчитывая и на мою честность в этом вопросе.
— Галя во время развода сделала аборт. Тогда она уже встречалась со своим женихом, не стала дожидаться окончания процесса, завела роман и съехалась с этим плешивым. Вишенкой на торте было то, что ребенок был от моего брата. Он разбился, и Галя, осознав, что повесить ребенка на нового мужика не получится, избавилась от беременности. Вот этого я ей простить не могу. Если бы я знал… Я бы забрал ребенка.
— Это ее право — рожать или нет, — вступилась я.
— Да, но она бы родила и оставила ребенка Сереге, чтобы кормиться еще и от него. Галя сама так сказала. А ее Эвре отцом по срокам быть никак не мог бы. И она сделала выбор. И он на ее совести. А Ирине пока еще разрешено приезжать на день к Тиль раз в месяц, и она все не оставляет попыток выбить из меня еще немного деньжат. Галя подписала соглашение, по которому обязуется не претендовать на дочь кроме оговоренного. А теща хочет отвоевать себе опекунство. И с этой целью периодически подсылает ко мне шлюх. Чего они только не устраивали. За одну из них я тебя и принял на турбазе. Но все. Ирина допрыгалась. Перешла все границы. Я перекрою ей кислород.
О господи…
Со слов Екатерины я не понимала, насколько все плохо. Но ведь и она вряд ли знает все детали. Не думаю, что Виктор перед всеми трясет грязным нижним бельем своей семьи. Теперь понятны слова Егора о том, что у Воронцова свои скелеты в шкафу.
А еще мне становится не по себе.
Виктор готов был воспитывать ребенка брата. Ну а что… Денег достаточно, не последний кусок хлеба делят… Во что бы то ни стало нужно скрыть, что Тимка — его племянник.
Я бы не возражала против участия Воронцова в воспитании Тимошки, но я почти уверена, что он просто его отберет. Сам же говорит. Бабок много. Откупится ото всех.
Как назло, Тимка возвращается на кухню, преданно заглядывая в глаза и сжимая в кулаке стегозавра.
Теперь с каждым разом я все отчетливее вижу, как они похожи с Виктором. Пожалуй, даже сильнее, чем с Сергеем.
— Мам, я все убрал. Поехали, — велит ребенок.
И этот уже нахватался. Приказывает.
— Тим, нам надо в поликлинику, — растаптываю я надежды детеныша. — Начинай одеваться, я сейчас провожу Виктора Андреевича и приду помогать.
— Варя, — вкрадчиво вклинивается Вороцов, — а не хочешь услышать мое желание?
— Мало ли кто чего хочет… — смущенно бормочу я, потому что мне совсем не верится в невинность Воронцовских желаний.
Да он с самой первой встречи хотел от меня только одного.
И как это ни прискорбно, получил.
— Я же сказал. Ничего такого, — продолжает давить Виктор в своей привычной манере, и этим снова выводит меня из себя. Я ему, что, рабыня?
Как назло, смотрит он на меня совсем нескромно, и я под ними вспыхиваю, неожиданно
