ничего не знаю? Четыре года ношу в себе эту боль и ни с кем не могу ею поделиться, кроме твоей матери. Когда Игорь застал вас с этой девкой, то первым делом приехал ко мне. Я никогда не видел твоего брата в таком состоянии… Он был раздавлен, разбит, похож на безумца. Вы же с детства с ним ни одной игрушки не делили, а тут общая… — Отец осекается. — Как она могла? Как подпустила тебя к себе, если встречалась с твоим братом? Захотела кусок пожирнее, поняв, что ты будешь во главе империи? Ты о чем думал? Игорь ведь из-за нее… — Он сокрушенно качает головой и, обхватив ее руками, издает жалобный вздох. — И ты хочешь, чтобы после этого я принял ее и забыл обо всем, что она сделала? Не будет такого! Никогда! Ты моя плоть и кровь, а она мне никто! Живое напоминание, из-за кого я чуть не потерял двоих сыновей! Забирай ребенка, если так нужен, но ее ноги в моем доме и нашей семье не будет!
Отец презрительно кривит рот, в глубине его глаз полыхает гнев.
— В таком случае тебе должно быть известно кое-что еще, — продолжаю я спустя короткую паузу. — После того как Игорь с тобой поговорил, он поехал к Полине и изнасиловал ее. Мне в отместку. Только он не знал одного: мы с ней не были настоящей парой. Это была просто договоренность, на тот момент у каждого из нас была своя личная жизнь. Я женился на Полине лишь из чувства долга. Ребенок, которого она потеряла, был не от меня, а от Игоря. С чем Полина не смогла смириться и довела себя истериками до выкидыша. Я вправе расторгнуть наш брак, потому что изначально на него не следовало соглашаться. Ни под каким предлогом.
— Что ты такое говоришь? — рычит отец. — Это неправда! Игорь разбился, потому что не мог справиться с предательством той девицы, которая окрутила вас двоих! Ты все врешь! Он не мог…
— Мог, — обрубаю я. — Тебе нечего делать в политике с такой ненавистью к людям. — Настю и ребенка я вывез за границу и приставил к ним охрану. Да, мы с Игорем сильно ошиблись. Разница лишь в том, что я могу исправить свою ошибку, а Игорь — нет. Когда через несколько лет ты останешься один и твои преемники будут хотеть от тебя только статуса и денег, а на тебя самого им будет плевать, знай: я буду в числе тех людей, которым в действительности ты безразличен. Столько лет носить в себе ненависть к девчонке, которая ни в чем не виновата и одна растила моего сына… Отец, ты крупно облажался. Настя никого не соблазняла и не выбирала богатого наследника. Это я сделал ее своей, на тот момент четко осознавая, чего хочу.
— Это ничего не меняет! Совершенно!
В голове начинает шуметь раздражение. Тяжело было решиться на этот разговор, но теперь, когда все точки над «i» расставлены и есть понимание, в каком направлении двигаться, я будто сбросил с плеч гранитную плиту. Мы с отцом никогда не услышим друг друга. А я не настолько люблю деньги, чтобы отказываться от личного счастья.
— Меняет. — Бросаю папку на стол.
— Что там? — сипит отец.
— Твоя империя. И теперь ты ее единоличный владелец, — отвечаю я и иду на выход.
— Ты говорил, что вам с отцом нечего делить? — спрашивает Ян, когда мы с ним садимся в такси. — У меня большие сомнения на этот счет. — Багдасаров протягивает мне телефон и дает послушать аудио от своего юриста.
Оказывается, пока мы с Яном были на приеме у Гарипова, отец вышел на человека Гончарова. Естественно, чтобы потопить меня и мою репутацию. К чему-то такому следовало быть готовым. Как и к тому, что на меня теперь еще больше давления будет. Со всех сторон.
— Несколько часов назад я отказался от своей доли в семейном бизнесе, — поясняю, испытывая раздражение. — Отца, конечно, подобный расклад не устроил. Это он еще не знает, что я собираюсь продать и ту долю, которую он отписал мне пару лет назад. Уверен, он попытается это как-нибудь предотвратить. Впрочем, уже начал, — хмыкаю я, возвращая Яну телефон.
Багдасаров громко присвистывает и тянется за сигаретами.
— Лихо. Все-таки сон с Игорем в руку, — продолжает тише.
— Что?
— Ничего. Я так понимаю, в дальнейшем общаться с отцом не получится?
— Очень сомневаюсь, что мы будем общаться после всего, что я сегодня услышал.
— Неужели все так плохо?
Киваю.
— А я предупреждал тебя….
— Знаешь, — перебиваю Багдасарова, — не хотелось бы трогать больную для тебя тему, мы долго были в ссоре из-за разногласий по поводу моего решения, но и не сказать не получится, даже если опять пошлешь на хер. На тот момент я не мог поступить иначе. Ясно?
Ян недовольно сдвигает брови к переносице.
— Эрик сорвался со скалы из-за твоей ошибки, — продолжаю я. — Если бы с ним произошло что-то ужасное, думаю, твой отец вряд ли бы молча смотрел, как его единственный сын топит себя в чувстве вины. Артур Ремович настоял бы на том, чтобы ты возглавил бизнес.
Лицо Яна становится каменным.
— Я бы этого не сделал, — отрицательно качает он головой. — Потому что недееспособных дуриков не ставят во главе компании, и привилегий у них нигде нет, кроме как в кабинете у психиатра. Эрик, к счастью, оклемался после того падения, однако из семейного бизнеса, как видишь, я все равно ушел. По тем же причинам, что и у тебя. Так что добро пожаловать в мои ряды.
— Спасибо, — ухмыляюсь я.
— И еще. Ты совета не просил, но я дам. Старайся избегать прямых конфликтов и контактов с неприятными людьми. Ты обязательно одержишь победу, но где гарантии, что ваши разборки не коснутся близких тебе людей? Настя из того же теста, что и Алена: упрямая, честная, независимая. Напомнить, чем закончилась наша с женой история и почему мы расставались?
— Не надо. Я помню.
— Тогда купи Насте и Денису жилье за границей. Поближе к нам. Забей здесь на все и иди ко мне в партнеры. Гончаров, если ты не слышал, без пяти минут семьянин. Япошка с русскими корнями, которая недавно прилетала и рулит сейчас его фирмами за рубежом, расколдовала этого робота. Даже не удивлюсь, если они наплодят умников, себе подобных. Мы же здесь подсуетимся и по-быстрому переоформим все на Тагаева, чтобы твой отец с Рафом контактировал, а не с тобой.
Должен признать,
